Ущербная луна
Шрифт:
По его лицу расплылось понимание. Я ожидала, что он ужаснется, запаникует, убежит, но этого не случилось.
— Тебе не о чем беспокоиться.
— А по-моему, есть о чем.
— Хочешь спросить, много ли у меня было женщин?
Я пожала плечами — мой язвительный эквивалент фразы: «Да, черт побери!»
— Некогда я трахался как кролик, как говаривал мой отец.
— Как… лестно.
— Он тоже так считал.
Сейчас бы расспросить его об отце. С другой стороны, так ли уж важно, как, когда и от
— Я искал любовь. Как поется в той песне? Не там, где надо.
Адам погрустнел, и мне захотелось к нему прикоснуться, однако я знала, к чему это приведет.
— Те времена миновали, — прошептал он. — Любовь не для меня.
— Почему?
Адам вгляделся в мое лицо.
— Ты не ищешь любви. И мы оба это знаем.
Он был прав. Я опустила голову.
— Я хочу тебя. Не должен, но ничего не могу с собой поделать. Я вижу эти рыжие волосы. — Он взял прядку и потер ее между пальцами. — Вдыхаю запах твоей кожи, смотрю в прелестные зеленые глаза и теряю голову.
У меня желанное тело. Для меня это было внове и вроде как нравилось.
— После увольнения из армии у меня никого не было.
— Никого?
Верилось с трудом.
— Никого, — повторил Адам. — А в армии нас регулярно проверяли на все. Я вышел оттуда чистым, cher, и чист до сих пор. Верно?
Он выгнул бровь, и мое лицо запылало. Я никогда не вела подобных разговоров. Хотя, если уж я намеревалась прожить всю оставшуюся жизнь одна, прибегая к случайному сексу для снятия напряжения, надо бы к ним привыкнуть.
— У меня не было никого, кроме Саймона.
Невысказанные слова «до тебя» повисли в воздухе.
Адам снова коснулся моих волос.
— Почему?
— Саймон был для меня всем. Когда он умер… — У меня перехватило горло.
— Частичка тебя умерла вместе с ним, — закончил Адам.
Я не потрудилась ответить. Просто не могла.
— Быть одинокой — противоестественно.
Я прокашлялась.
— Я в норме.
— Само собой. Ты полюбишь снова.
— Нет, — отрезала я.
— Нет?
— Я больше не хочу чувствовать то, что чувствовала, когда он умер.
— То есть никаких чувств?
— Я использовала свой шанс. Им был Саймон.
— По-твоему, нельзя полюбить дважды за одну жизнь?
Я подняла голову и, глядя Адаму прямо в глаза, сказала:
— Нет.
Он разглядывал меня некоторое время, желая удостовериться, что я не шучу. Должно быть, что-то во мне его убедило, потому что он резко кивнул, как если бы мы скрепили сделку. Пожалуй, так оно и было.
— Ты ведешь себя подобно волкам, — прошептал Адам. — Они сходятся на всю жизнь. Если один умирает, другой навсегда остается один.
— Откуда ты так много знаешь о волках?
— Общеизвестный факт, разве нет?
Я подозрительно на него уставилась,
— Не важно, — пробормотала я, осененная еще одной "радостной" мыслью. — Нам есть о чем беспокоиться помимо ЗППП.
Мне только ребенка не хватало. Я едва могла позаботиться о себе. Я оглядела скудно обставленную спальню. У Адама дела обстояли не лучше.
Сказать по правде, я не бредила детьми. Не хотела быть матерью. Может, из-за этого я считалась ошибкой природы, но таковы были мои убеждения.
Я была единственным ребенком в семье. Игры с другими детьми меня не забавляли. За неимением братьев и сестер, племянников и племянниц, мне не приходилось ни с кем нянчиться, да меня к этому и не тянуло. И вообще, дети меня нервировали.
Мы с Саймоном решили, что нам никто не нужен, кроме друг друга. Мы намеревались, пока есть силы, колесить по свету, спать в палатках, а после уйти на покой. Кроме того, раз уж я не собиралась рожать ребенка от Саймона, то уж тем более не собиралась рожать его от кого-либо еще.
— Я не могу, — прошептал Адам.
Дабы убедиться, что мы говорим об одном и том же, я спросила:
— Не можешь что?
— Иметь детей.
— Ясное дело. — Я опустила взгляд на его колени. — У тебя нет подходящих органов.
— Я имел в виду, что не могу сделать ни тебя, ни любую другую женщину беременной.
Я не знала, что сказать. Можно было бы спросить, что с ним не так, но раз уж он сам не рассказал… следовало ли? Существовали ли какие-то правила, как вести себя в подобных случаях? Я понятия не имела.
Адам встал и отвернулся, словно разговор его расстроил. Может, он был ранен. Однако я не заметила никаких шрамов, а видела я почти все.
Возможно, в отличие от меня, он хотел когда-нибудь обзавестись детьми. Понимание, что их у него никогда не будет, вероятно, причиняло боль и вполне объясняло некоторую грусть в глазах.
Спрашивалось, верила ли я ему или нет?
Пока я разглядывала его напряженные плечи, назрел вопрос получше: зачем ему врать?
Не найдя ответа, я подвинулась ближе к Адаму и обняла его за талию.
— Это не имеет значения.
— Нет.
В растянутом на французский манер слове сквозил сарказм, на что, вероятно, и был расчет.
— Для нас это хорошо.
Он повернулся в моих объятиях и привлек меня к себе.
— Как скажешь.
— У нас…
Адам наклонил голову.
— Что?
Роман — звучало несовременно и слишком продолжительно, а интрижка — чересчур легкомысленно для накала того, что бушевало между нами.
— Точно не знаю, — сказала я. — Но чем бы оно ни было, это касается секса, а не любви, детей или чего-то еще, не имеющего отношения к здесь и сейчас. Верно?