Усилитель. Трижды воскресший

Урусов Алексей

– Ну, ты сам выбрал.

Двое старших пацанов приближаются ко мне, подстраховывая друг друга. Но действуют достаточно небрежно – для них я малолетка, и даже если им и известно о моих дуэльных победах, то они вполне резонно могут рассчитывать на свой больший возраст и опыт. Хорошо, что они впереди себя не пустили тройку, подходящую слева – точнее, всё-таки двойку, третий так и держится поодаль, как и один справа – они постоянно озираются в стороны, видимо, чтобы предупредить, если появятся люди.

Делаю испуганное лицо, пячусь, немного сгибаюсь… Оба противника презрительно улыбаются и ещё больше расслабляются. Отступаю ещё на шаг – теперь у меня за спиной высокий сплошной забор и сзади меня не обойти.

Приблизившись ко мне на пару метров, тот, что повыше, делает шаг вперед

и начинает размахиваться. Как же лениво и медленно – ну кто так заносит руку! Он делает ещё шаг – и я понимаю: пора! Делаю небольшой рывок вперёд, слегка отклоняюсь от его кулака и со всей силы пробиваю ему в левый бок – по рёбрам. Вижу удивление в глазах и стиснутые от боли зубы. И тут же добавляю левой рукой в живот. «Высокий» сгибается пополам, но не падает, и я прикрываюсь им, пятясь от «низкого». Сам Плетнев ещё метрах в шести-семи от меня, и толкнув высокого, делаю шаг в сторону низкого. Он, по-боксёрски прикрываясь одной рукой, второй пытается пробить мне. Подаюсь немного назад, обхватываю ладонями его руку и дёргаю на себя. Низкий летит вперёд, я добавляю ему локтем, и падая, он ударяется о забор.

Приходится биться жёстко и в полную силу – при проведении дуэлей я старался выдавать уровень чуть выше соперников, чтобы у лицеистов не было точного представления о моих боевых качествах. Сейчас же ситуация другая – если я втянусь в драку, то меня просто измотают и задавят числом, поэтому нужно как можно быстрее выключать противников. Итак, минус двое. Плетнев метрах в трёх от меня, но нападать не спешит, вижу, что потеря двух, видимо, лучших, бойцов, произвела на него впечатление. Он дожидается, когда к нему подбегут двое из числа перекрывавших мне дорогу, и вместе с ними начинает сближаться со мной. Эти двое примерно моего возраста, ну, может, на год постарше, и с ними проблем быть не должно. А вот сам Плетнев, похоже, боец опытный и видно, что и фигура у него, хоть и худощавая, но развитая.

Так что вновь отступаю к забору, оглянувшись, убеждаюсь, что первых нападавших вывел из строя основательно.

Между тем, подмога к Плетневу подтянулась, и они начинают со мной сближаться. Приближаются не спеша, аккуратно. Осторожничают. Делаю ложный выпад вправо, противник немного отшатывается, тут же отскакиваю влево и, сделав ложный замах, резко пробиваю ногой в районе икроножной мышцы. Негромкий вскрик, тяну противника на себя, делаю подсечку и добиваю кулаком пару раз в живот. Тут же сам кривлюсь от боли – хотя я и старался удержать расстояние, всё же и мне прилетело. Машем руками с Плетневым, отбивая удары друг друга, а ложными выпадами я отгоняю одного из его «адъютантов». Взвинчиваю темп ударов, подключаю ноги, начинаю применять наработки братьев Окиновых, и вижу, что для Плетнева мой уровень оказался сюрпризом. Ну что ж, сам виноват – лучше надо было изучать противника. Пару раз вскользь попадаю ему по туловищу, всё плотнее загоняю его в оборону, суетящегося и пыхтящего рядом его бойца из виду не упускаю, и ему тоже попадает ногой. Понимаю, что на подходе, где-то рядом, ещё двое и с Плетневым пора заканчивать. Он, видимо, устал от такого темпа, и начинает медленно пятиться и увеличивать дистанцию. Мне такого допускать нельзя – и рост у него больше, а значит, руки длиннее, да и численное преимущество на его стороне. Так что рывком сокращаю расстояние между нами и закладываю серию сильных ударов руками и ногами, почти не глядя, куда бью, и, наконец, пробиваю его защиту. Вначале по туловищу, потом еще раз туда же, потом и по лицу, правда, вскользь. Параллельно мне тоже прилетает в туловище, удар сильный, и мельком успеваю подумать: как бы ребро не сломали. Плетнев отскакивает, я пару раз пробиваю ему ногами, и он, наконец, падает. Тут же парой ударов рук кладу на землю суетящегося рядом последнего из его бойцов и оглядываюсь по сторонам – там же ещё двое было поблизости, они-то где? Но страховавшие так в драке и не участвовали, оставшись на расстоянии около полусотни метров: видимо, полученные инструкции не предусматривали для них других вариантов, кроме как «стоять на стрёме», а Плетнев новых выдать не успел.

Оглядываю поле боя. Двое из противников уже пытаются встать, один стоит, опираясь на дерево, ещё один

стоит на четвереньках – все они не бойцы. Пока, во всяком случае. Разворачиваюсь и начинаю быстро уходить. Лицеист, перекрывавший мне дорогу, перебегает на другую сторону улицы, я его не преследую, и когда он оказывается за моей спиной, срывается к «своим». Далековато для рассмотрения мелких травм, но перехожу на «силовое зрение», бросаю его на пацанов, вроде бы всё нормально. Пробегаюсь по себе: ну, мне тоже одной зелёнки будет достаточно для лечения.

Ныряю в переулок, прохожу квартал, снова сворачиваю. Так: война – войной, а доклад – по расписанию. Набиваю на смартфоне сообщение Геннадию Алексеевичу: «Гулял по городу. Подрался с бароном Плетневым. Всё в порядке. Дома буду минут через двадцать». Перечитываю, частично переписываю: «Гулял по городу. На меня напал лицеист Плетнев (баронский род) с друзьями. Всё в порядке. Дома буду минут через двадцать». Отправляю.

По мере того, как спадает возбуждение, всё сильнее ощущается боль в пальцах левой руки – основная нагрузка выпала на них, частично их сбил, вроде даже вывихнул. Потрогал ребра – вроде не болят, видимо, всё-таки не сломали. Неприятно заныла нога – а я даже не заметил, когда по ней прилетело. Зеркала нет, так что лицо просто ощупываю – вроде без ранений, нигде не саднит и крови нет. Ещё не дошёл до дома, как получил ответ от Геннадия Алексеевича: «Мы на фабрике. Вечером поговорим. Загляни в аптечку в прихожей, смажь йодом, если есть царапины».

Глава 19

Владимир. Дом баронской семьи Плетневых.

Закончив разговор по телефону, барон Евгений Васильевич Плетнев задумался. Впрочем, о чём думать – возникла проблемка и её нужно решать, пока она не превратилась в проблему или проблемищу.

– Влад, зайди, – коротко бросил он сыну в трубку, а сам занялся изучением имевшихся бумаг по семейству Перловых: с ними было какое-никакое деловое сотрудничество, в основном, транспортная компания Плетневых периодически занималась перевозкой их грузов, а на всех партнёров, даже эпизодических, небольшое досье имелось.

Сын просочился в дверь, стараясь как можно меньше шуметь, Евгений Васильевич поднял голову и, едва взглянув, спросил: – Проблема у тебя под глазом наливается, и почему о ней я должен узнавать от Ромашовой?

Влад виновато молчал, барон кивнул ему на стул: – Садись. Рассказывай. Подробно.

Владислав вначале негромко и сбивчиво, но постепенно всё увереннее поведал отцу историю подготовки к инициации и создания собственного «клана». И то, как он обломался о приёмыша Перловых и решил его додавить, попугав.

– Ну, так вызвали бы его на дуэль?

– Нельзя – тогда директору лицея станет известно, из-за чего конфликт и он бы запретил мне принимать вассальную присягу у Первозванова.

– А так-то, конечно, ты присягу у него принял… Вон и печать под глазом наливается. Синяя, круглая. Буквы только не могу разобрать. Что он там тебе написал?

Ещё с полчаса старший Плетнев рассказывал младшему, в чём тот неправ и где совершил ошибки. О взаимоотношениях с дворянским родом Перловых, их авторитете в обществе и весу, который они имеют. И в целом о том, как лучше поддерживать отношения с друзьями и привлекать к себе людей.

– Ладно, отдыхай, приводи себя в порядок. А я поеду разбираться.

Владислав встал, заглянул в глаза отцу и спросил: – Я тебя расстроил?

– Нет. Ты просто ошибся. И если ты сделаешь правильные выводы из этой ошибки, я буду счастлив: научиться можно только таким образом – набивая шишки, а иногда и фингалы, в стандартных и нестандартных ситуациях. Я расстроюсь, если ты не сделаешь правильных выводов, или вообще окажешься неспособным делать правильные выводы из ошибок и поражений. Не знаю, может двадцать, может тридцать лет есть у меня, чтобы подготовить тебя, и ты мог встать во главе рода. А может быть этого времени совсем немного, всё в руках Божьих. Но пока я жив, ты имеешь такую роскошь, как право на ошибку, без фатальных ошибок, конечно. Чтобы позже, когда ты будешь отвечать за судьбу своих старших сестёр, своих жены и детей, ты мог уверенно сохранить род и его приумножить. Ладно, поеду.