Усилитель. Трижды воскресший
Шрифт:
Светка подхватила свой рюкзак и сместилась в конец класса.
То, что не только она не одобрила моей дружбы или, может, просто доброго знакомства с Гефтом, я понял уже к концу занятий. Когда у меня в руках оказалось три вызова на дуэль. Я как-то и отвык от дуэлей за последнее время – убедившись, что я «крепкий орешек», вызовы мне делать перестали. А тут такое. А на следующий день вызовов было уже четыре.
Но этот день поразил меня и ещё одним событием – на перемене ко мне за парту подсел одноклассник Борис Кошечкин: – Три минуты у тебя найдётся?
Я с удивлением кивнул головой – последнюю пару дней контактов с одноклассниками, да и в целом с лицеистами у меня стало гораздо меньше.
– У меня проблемы с учёбой, не вытягиваю. У тебя место соседа
– А ты вообще в курсе, с чего Светка от меня пересела?
– Насчёт Гефта-то? В курсе… никогда шакалов не уважал, так что пусть разбегаются.
Так у меня появился новый сосед по парте.
Среда вновь принесла мне четыре красных карточки, а вот четверг – уже пять. Мало кто мог долго против меня продержаться, так как уровень борьбы среди ровесников, по сравнению со мной, был если не откровенно слаб, то значительно ниже. Вот если бы вызовы были от пацанов на пару лет старше, то победить их, особенно с учётом того, что дуэли следуют одна за другой, было бы сложно. Но для «старших» существовало ограничение: они должны были объяснять причину, по которой вызывают младшего по возрасту. Так что ровесников я побью, но пять дуэлей это минимум час и времени было откровенно жалко. Я ломал голову над тем, как отвадить дуэлянтов. И придумал. Когда четверговая серия поединков завершилась пятью победами, я попросил трибуны минуту помолчать: – С завтрашнего дня я буду заниматься художественной росписью лиц соперников – вначале набивать им синяки и бланши, а уже затем побеждать, чтобы дуэлянты хотя бы пару дней освещали город и лицей. А самым наглым я буду из лиц делать котлеты – тут уж, как получится – кому-то киевскую, кому-то пожарскую, а кому-то просто обивную.
То, что до лицеистов не дошло, я понял уже утром следующего дня, получив два красных квадрата. К обеду их было четыре, а к концу уроков пять, как и накануне. Так что, выйдя на манеж спортзала, я был полон решимости опубликовать на лицах своих соперников объявления о плачевных последствиях размахивания красными карточками у меня перед носом.
Первый противник был примерно моего роста и сложения. И соответственно, имел такую же длину рук, как и у меня. Работаю на скорости, спасибо братьям Окиновым. Бью по локтю, ещё раз, он приоткрывается, и я наношу удар по скуле. По другой, под глаз, пару раз по корпусу, так как он переместил руки, чтобы прикрыть лицо. Ещё по рёбрам, ещё раз. Его руки идут вниз, чтобы закрыть корпус, а я, воспользовавшись этим, несильно ударяю его по губам. Под глаз. Ещё раз по губам. Он дернулся и удар получился сильнее, брызнула кровь. Препод выбрасывает красный флажок. Прохаживаюсь, выравнивая дыхание.
Второй соперник был повыше ростом, но схему борьбы с ним я избрал ту же. С ним получилось даже лучше. Прикрывался он хуже, дрался не очень умело, так что я не спеша ставил ему фингалы и занимался художественной пластикой губ, только вместо силикона раскачивал их его кровью. Я видел, что он разозлился и всё больше путался. Когда я посчитал свою задачу выполненной, просто свалил его сильным ударом.
Третий поединок оказался самым сложным: и соперник был крепкого телосложения и повыше меня, да и приёмами пацан из дворянского класса владел на приличном уровне. Так что его я брал просто измором, уклоняясь от боя на близкой дистанции и рассчитывая на свою более высокую выносливость, полученную в результате постоянных тренировок. И не ошибся, хотя пару ударов, чувствительных, кстати, пропустил. Но минут через пятнадцать динамичного спарринга он стал выдыхаться: руки работали уже не так точно, прыжки и отскоки замедлились. И я приступил к росписи его лица – всё-таки есть во мне тяга к прекрасному! Понимая, что бой уже проигран, мой соперник, получив очередной, в общем-то, несильный удар, зашатался и упал. Я был возмущён до глубины души – он же явно сымитировал, чтобы сберечь лицо. Подождав минуту, и убедившись,
Зато четвёртый и пятый поединки прошли, что называется, «на ура»: мне показалось, что, просмотрев предыдущие дуэли, мои соперники поняли, что погорячились с вызовом и бились «от обороны», стараясь подставиться под мои удары так, чтобы как можно быстрее всё завершить. Один после пары ударов упал на ковёр и не спешил подниматься, и преподаватель, отсчитав минуту «лежания», выбросил красный флажок, а другой, получив удар по носу, радостно размазал по лицу кровь, продемонстрировав её рефери, который тут же остановил поединок.
***
Бориса Кошечкина я зауважал, когда мы вместе пришли в столовую, и он, набрав еды, собрался сесть за мой стол. На недоуменный взгляд уже сидевшего напротив меня Гефта, он просто сказал: – Подвинься немного. Я теперь тоже за этим столом сижу.
Матвей Давидов, сидевший рядом со мной, скорбно поинтересовался у Бориса: – Ты, вообще, все последствия просчитал?
На что Борис ответил: – Всё просчитать в принципе невозможно. Слишком много показателей. А уж с моими математическими способностями – и подавно. Но дерусь я неплохо, на мечах и саблях тоже, так что пятьдесят на пятьдесят: или я уделаю – или меня.
Я смотрел на его лицо – простоватое, с глубоко посаженными глазами и пухлыми губами, вытянутым лицом, закруглённым подбородком и большими ушами, и думал: – Ну не скажешь же по внешности, что герой. Встретишь такого, подумаешь, что обычный губошлёп. Хотя, вот нос, – аристократический: ровный, прямой, с небольшими крыльями.
На второй день после того, как Борис пересел ко мне, его вызвал на дуэль Серёга, с которым у меня был первый поединок в лицее. Борька его тоже быстро угомонил: гонору у Серёги было много, а вот навыков борьбы – не очень. Через пару дней Кошечкин на дуэли победил ещё одного. Потом ему досталось. Так и живёт – с переменным успехом.
По учёбе он и впрямь отставал. Причём, просто потому, что был тугодумом: материал до него доходил медленно, и когда он в него всё-таки «въезжал», контрольная по этой теме была уже написана. Так что даже хорошие оценки у него были не так часто. Я вначале его подтягивал по проходимым темам, а потом стал немного забегать вперёд, объясняя материал, который на уроках мы ещё не проходили, но сам я его уже знал – не так трудно пролистать учебник на пару страниц вперёд, тем более, что по многим предметам я начал готовиться к сдаче экстерном и нужно было уйти вперёд в изучении материала на полгода, до конца учебника. Наконец-то постоянное дело нашлось и Матвею Давидову: репетитор из него получился так себе, но, когда он растолковывал Борису хорошо известную ему тему, – тому было понятно, и он материал усваивал. И результат сказался уже через пару недель – Борис всё увереннее отвечал на хорошие оценки, и изредка стал получать отличные.
На радостях, что учёба стала налаживаться, Борис нас всех пригласил в кафе «на мороженое».
Что мне особенно нравилось в Кошечкине, так это полное отсутствие каких-либо понтов и абсолютная открытость. Со своим мнением он никуда не лез, но если его спрашивали – отвечал откровенно. Так же он повёл себя и в кафе: рассказывая о себе и своём роде, он открыто подшучивал над своим «недодворянским» происхождением и воспитанием: – Отец мне постоянно повторяет, что я – дворянин в первом поколении, а он – это ещё нулевое поколение. Говорит: – Сам посуди – я в детстве, да и взрослее, гусей и коров хворостиной гонял. И очень себя неплохо босиком чувствовал. Вот так повезло, что из армии поступил в танковое училище, вначале командиром танка был, потом роты. По жизни был хулиганом, но в армии это считается за храбрость и молодецкую удаль. Так совпало, что судьба или Бог меня сберегли, а по совокупности наград и силы я стал дворянином, а потом и потомственным. Отец и сам нас, детей, учит, и законам, и манерам, и танцам, будь они не ладны. И репетиторов нанимает. Ну, и образование пытается дать соответствующе.