Усилитель. Трижды воскресший

Урусов Алексей

– Господин министр обороны, – королева кивнула в противоположную сторону.

– Ваше величество. Прежде русские не отличались умением тонкой игры и тонкой провокации, так что, скорее всего, клип подлинный – начал одутловатый генерал с бычьей шеей, – Это прискорбно. Ещё прискорбнее то, что все европейские страны восприняли информацию из Кремля таким же образом. Румыны по своей традиции трусливо отступают на те территории, где они находились два года назад и даже не помышляют о планировавшемся наступлении. Финно-шведско-норвежские войска оттягиваются из «серых зон» в свои старые укрепрайоны и местами даже оставляют недавно оборудованные позиции. А поляки прекратили перемещение двух танковых дивизий к зоне своего военного пограничного конфликта с русскими и развёртывание тыловых баз для

снабжения ударных моторизованных и танковых группировок. Такая же ситуация и на Кавказе, там даже хуже – помимо угрозы от инициации, русские на днях перебросили в зону конфликта две роты спецназа – одну чеченскую, вторую – бурятскую; это грузинам стало известно, ещё до инициации принца Алексея, и они, не решаясь вступить в бой с новыми подразделениями, заблаговременно начали отступать в глубину своей территории, на старые оборонительные линии. Наши попытки остановить ретроградное движение наших восточных партнёров не находят понимания, так как на быструю победу изначально никто не рассчитывал, и если они атакуют сейчас, то через месяц могут не удержать русских, которых начнет подпитывать сила принца Александра. Как ни прискорбно, но месяц, а скорее – два, пока информация об инициации не будет достоверно подтверждена или опровергнута, наши усилия на восточном направлении никаких результатов не принесут – резюмировал министр, вытирая платком лоб.

– Через месяц будет середина лета, через два лето закончится, – левую руку, которой она опиралась на стол, королева энергично выкинула вперёд и стала разгибать пальцы. – Через три месяца в России начнётся распутица, а в Карелии выпадет снег. А через четыре месяца – зима. Наступать на русских ни в распутицу, ни зимой никто не будет. Операция, которую мы готовили пять лет, синхронизируя действия цивилизованных государств и наших сателлитов, чтобы нанести одновременный удар на всех театрах военных действий – по всему периметру русских границ, откладывается минимум на следующий год, а может быть и на больший срок. В течение недели я жду от вас предложений по новым планам. Совещание закончено.

Сидевший рядом с королевой её муж Георг, вставая вместе со всеми, расстроенно произнёс: – Как плохо жить в мире, где Россия ни с кем не воюет.

Глава 3

Владимир. Больница.

Когда я проснулся, солнце ярко било в окно, и ещё не до конца отойдя от сна, я даже успел немного запаниковать – как же так, я проспал заутреню и зарядку! Но тут воспоминания о произошедшем услужливо хлынули в голову, и я быстро открыл глаза – комната была незнакомой. Высокий белый потолок, белые стены, тонкие, полупрозрачные шторки на окне. Я повернул голову в сторону входа и увидел, что я в комнате не один – около стола сидела девушка в белых халате и чепчике.

Увидев, что я зашевелился, она сказала: – Лежи, лежи, не вставай, сейчас врача позову.

Врач явился через несколько минут и стал прикладывать холодный металлический диск к моей груди. Я послушно дышал-не дышал, замирал и дышал глубоко, открывал рот и «акал». Врач изредка похмыкивал, но ничего не говорил. Доктор ушёл, мне принесли завтрак и после него куда-то повели. Снова осмотры, меня укладывали на кушетку, а на руки и на ноги крепили холодные защепки с проводами. Потом меня положили на плоскую кровать и полукруглая крыша проехала надо мной. Процедуры долго не продлились, после обеда мне выдали комплект моей одежды и в сопровождении санитарки сопроводили до выхода из больницы, где меня встречали игуменья Юлиана и Татьяна. Игуменья обняла меня и поцеловала в лоб, а Татьяна стала целовать и плакать, что даже игуменье пришлось положить ей руку на плечо, чтобы успокоить.

Владимир. Монастырь.

Неожиданное происшествие лишь на пару дней выбило меня из привычного ритма, но жизнь быстро вернулась в своё русло – когда каждый день расписан заранее по минутам, как-то не остаётся времени на размышления. «И на рефлексию» – повторил я про себя. Дядя Толя любил подкидывать мне незнакомые словечки и разъяснять их значение, вот

и это было из «недавнего пополнения лексики», как он любил мне говорить. Да и размышлять мне особенно было не о чем – ну, упал. Перестал дышать. Потом задышал. Ерунда, дело житейское, с кем не бывает.

Участие в богослужениях, изучение языков, уход за будущим урожаем на огороде, походы в лес за травами, ежедневное кормление лошадей и освоение верховой езды, помощь в кузне. Когда тут о чём-то задумываться? Главная мысль каждый день заключалась в том, чтобы запомнить и успеть сделать всё, что намечалось на день.

Тем более что я снова подрос, и у меня стало лучше работать зрение, которое в первый раз проявилось, когда я пришёл в себя после потери сознания. В один из дней, проснувшись на заре, перед зарядкой и пробежкой, и ставя в памяти «отметки» о важных делах на сегодня, я подумал про конюшню, и тут увидел, как дядя Толя выводит коней на водопой. Собственно, увидеть «по-обычному» это было нельзя – через стены и заборы, через кусты обычные глаза не видели. Но, лёжа с закрытыми глазами, в той стороне, где находилась конюшня, я отчётливо видел небольшое светло-зелёное пятно и был уверен, что эта точка и есть дядя Толя. Еще несколько зелёно-коричневых пятен, перемещавшихся с ним – лошади.

– Так вот как тётя Таня узнавала, куда мы убегали из приюта играть – догадался я! – а мы уж думали, что кто-то из девочек ей рассказывает.

День, как и всегда, прошел в хлопотах и заботах. А вечером, уже в кровати, я опять вспомнил про новые возможности своего зрения, и, прикрыв глаза, попытался вызвать в памяти утренние ощущения. Достаточно быстро перед глазами всплыла территория монастыря с несколькими десятками светло-зелёных точек, дорога за монастырём, по которой быстро перемещались в одиночку или группами такие же точки, – В машинах, – догадался я.

Ближе к реке, в конюшне, рядами располагались зеленовато-коричневые точки: – Лошади, – вновь догадался я.

– Может, у меня и акцент скоро пройдёт? И тогда меня перестанут поддразнивать? Вон, «р» же я научился выговаривать… – мой несильный акцент, в котором буква «л» звучала слишком мягко, немного, но напрягал меня, так как выделял из приютских. Занятия с отцом Игнатием по удалению из моей речи «альвеолярной эль» особенного результата не давали, да и тратить время на такое пустое занятие мне было жалко – вырасту, само исправится...

***

Следующая неделя началась с радостного известия: дядя Толя сообщил, что игуменья разрешила взять меня на военную реконструкцию в Суздале, а через пару недель – на Куликово поле. На реконструкции я ездил с шести лет, поэтому среди приютских считался опытным, и меня часто назначали опекать самых младших, которые ехали на фестиваль в первый раз: более старшим ребятам из приюта обычно было не до того – они участвовали в соревнованиях и поединках. Почти у всех пацанов приюта было по несколько комплектов снаряжения, подходивших для разных эпох, и, вырастая, я передавал свою одежду «мелким», получая от старших их одежду и вооружение. Дядя Толя каждый год проводил торжественную церемонию передачи формы и оружия: на общем построении всех «будущих воинов», в присутствии девочек приюта, игуменьи и монашек, старшие пацаны вручали младшим форму, сабли, луки и боевые пояса. Передача сопровождалась перечислением фестивалей, в которых использовалась одежда и побед, одержанных оружием. Среди приютских существовало общее представление, что передача такого «победного» оружия помогает тем, кто его получает, одерживать победы.

Дядя Толя, сообщивший мне о поездке, обрадовал и ещё раз: – Дядя Витя обещал тебе новую саблю выковать, и заниматься ею уже начал, так что до поездки успеешь с нею позаниматься, чтобы рука привыкла. До Суздаля близко, на конях доберёмся, и возьмём коней для туляков. А на Куликово поле лошадей брать не будем – слишком далеко, там нам тульские реконструкторы своих коней дадут, я договорился.

Мы часто одалживали своих коней командам реконструкторов, которые приезжали на фестивали во Владимир и Суздаль; и иногда тоже получали чужих лошадей для выступлений на реконструкциях в Подмосковье, на Куликовом и Бородинском полях.