Условия соглашения

Секстон Мари

– Нет. Я знаю, что так должно быть. Но мы никогда не были близки.

– А твоя мама?

– Мои родители развелись, когда я учился в колледже. Моя мама вышла замуж за другого богатого мужчину. Последнее, что я слышал, что она была в очередном шикарном реабилитационном центре, вероятно, проводила какую-то чистку организма. Очищение грейпфрутом или зеленым чаем. Может быть, в этом году это гранат. Кто знает?

– Я так понимаю, вы с ней тоже не очень близки?

– Это довольно великодушное выражение.

– Терренс тоже употребляет, -

сказал Ривер.
– Никогда на работе. Он не стал бы рисковать своей работой или пациентами.
– Он почувствовал, что Фил наблюдает за ним. Какая-то часть его мозга кричала заткнуться, перестать говорить о своем бывшем, но он не мог остановить поток слов. Он чувствовал себя обязанным защитить человека, которого все еще любил.
– Я как-то читал, что военные корреспонденты часто подсаживаются на адреналин. Они возвращаются домой и не могут привыкнуть к тому, насколько медленной и монотонной является гражданская жизнь, поэтому начинают употреблять наркотики. Я думаю, именно это и происходит с Терренсом. Он получает этот кайф от скорой помощи. Ему это нравится. Но дайте ему три выходных дня подряд, и он сойдет с ума от скуки.

На стойке бара ожила подставка, зажужжала, огоньки забегали по краям.

– Наш столик готов, - сказал Фил.

Ривер был рад, что у него появился повод сменить тему.

За ужином они говорили о более простых вещах. К тому времени, как они расплатились по счету, Ривер почувствовал себя возбужденным в самом лучшем смысле этого слова. У них обоих был выходной, а это означало, что у них было достаточно времени для секса. У него было достаточно времени, чтобы попробовать что-нибудь новенькое из обширной коллекции Фила. Но Ривер знал, что ему не разрешается задавать вопросы или обращаться с просьбами. Его обязанностью было подчиняться. Ничего больше.

Почти сразу же, как они вернулись домой, Фил отдал приказ.

– Иди в темницу и жди меня.

Дрожь возбуждения пробежала по спине Ривера. Теперь он знал, что «иди в темницу и жди» подразумевает и другие ожидания. Он должен не только ждать, но и подготовиться.

Двумя днями ранее они передвинули клетку в изножье кровати, где она в основном служила местом для складывания белья. На ее место, под металлическую решетку, Фил положил толстые резиновые коврики, накрытые большим плюшевым ковриком для ванной. Дополнительная подушка стала настоящим спасением для коленей Ривера, а коврик для ванной можно было стирать в машинке.

Его Учитель был очень практичен.

Ривер разделся, оставив свою одежду на клетке. Он застегнул ошейник на шее, затем опустился на колени на циновку у изголовья кровати. Первые несколько раз он беспокоился о том, каким бледным и дряблым выглядит в ярком свете темницы, но теперь это прошло. Фил никогда не упускал случая сказать ему, что он сексуален, великолепен или совершенен, и его действия доказывали, что он находит Ривера привлекательным. Учителю он нравился таким, каким был. Это простое признание помогло Риверу немного успокоиться.

Ривер

оглядел комнату, гадая, что Фил использует сегодня вечером. Он почти каждый день знакомил Ривера с чем-нибудь новым, оценивая его реакцию. Шлепки и подзатыльники никак не усиливали возбуждение Ривера. Они только заставляли его съеживаться. Клетку отодвинули в сторону, потому что она вызывала у него клаустрофобию и сковывала движения. То, что он был привязан к крестовине для порки, возбуждало его, пока Фил его по-настоящему не выпорол. Качели с перепонками в углу темницы были хороши, но толку от них не будет, пока Ривер не научится снова трахаться.

Ривер предвидел реакцию на эти предметы, но некоторые вещи удивили его, например, то, как сексуально было носить мужской пояс верности под одеждой, когда они ужинали в высококлассном ресторане. Риверу нравилось, когда ему завязывали глаза. Ему нравилось стоять на коленях и ждать, гадая, что Фил предпримет дальше. Но больше всего на свете ему нравился ошейник. Ему нравилось, что в те часы, когда они были вместе, его считали собственностью. Что-то такое простое, как минет, казалось шокирующе пошлым и грязным в кожаном ошейнике, а прикрепленная к нему цепочка звенела, когда Фил пользовался ртом Ривера.

И это было самым большим сюрпризом, ему нравилось чувствовать себя пошлым и грязным. Это придавало его возбуждению новую остроту. Он никогда не чувствовал себя униженным. Он чувствовал только сексуальность и то, что его ценили. Его соглашение с Филом дало ему разрешение перестать быть врачом и вернуться к чему-то инстинктивному и первобытному. Отказаться от всего, кроме сексуального удовольствия. Никогда в своей жизни он не чувствовал такого сексуального удовлетворения. Даже первые годы, проведенные с Терренсом, не приносили ему такого удовлетворения.

Ривер ждал, и его член становился все тверже в предвкушении вечерних развлечений. Сначала он беспокоился, что возбудится еще до того, как они начнут. Он беспокоился, что всегда кончает слишком быстро. Теперь он знал, что именно поэтому Фил оставил его в таком состоянии, дав волю своему воображению.

Вскоре после этого появился Фил. Обычно он переодевался в свой шелковый халат, прежде чем войти в темницу, но сегодня вечером он все еще был полностью одет. Он снял цепь со стены и прикрепил ее к ошейнику Ривера. Это простое действие заставило Ривера застонать от предвкушения. Он полюбил позвякивание этой цепочки.

– Ты выглядишь потрясающе, - сказал Фил, проводя кончиком пальца по плечу Ривера.
– Я до сих пор поражаюсь, каждый раз, когда захожу сюда и вижу тебя в таком виде.

Как всегда, похвала заставила Ривера улыбнуться.

– Спасибо вам, учитель.

– У меня есть кое-что новенькое, что я хочу попробовать сегодня вечером. Сначала это будет неудобно, но я хочу, чтобы ты подождал. Если тебе все еще не понравится, мы больше никогда этим не воспользуемся. Но у меня такое чувство, что тебе это понравится, когда привыкнешь.