Услышь меня, чистый сердцем
Шрифт:
И всё целовались.
Потом ходили на югославскую эстраду… и опять целовались… и странно? — никто не удивлялся, никто не шикал, никто не осуждал.
Разве что на «Земляничной поляне» мы сидели, не замечая друг друга, а после «Земляничной поляны» Андрей сказал:
— Очень хочу познакомиться с Бергманом… и с Акирой Куросавой — хочу.
У меня такое ощущение, что в тот период мы почти все время молчали. Как-то без слов все было понятно.
Но мне не всегда было уютно: я приняла в свое сердце гения — не мужчину. Я любила его своей особенной любовью.
Он выбрал меня: я буду этим счастлива
Андрон и Андрей написали гениальный сценарий «Андрей Рублев». Помню, Андрей сказал:
— Рублева может сыграть Слава Любшин или Ален Делон…
— Ален Делон? Почему?
— Взгляд, у него есть взгляд. Но я хочу совершенно новое лицо. Единственное лицо. Вот, послушай, — Таню Самойлову нельзя никем заменить в «Летят журавли», Инну Гулая — в «Когда деревья были большими», тебя — в «Ивановом детстве»… Ты понимаешь меня? Мне нужен такой актер и такое лицо, которое невозможно было бы заменить. Мне Личность нужна.
И Андрей Рублев появился! Толя Солоницын!
Кажется, в 64-м году Андрон и Андрей закончили сценарий об Андрее Рублеве, он был напечатан в журнале «Искусство кино» [9] , а снимать фильм Андрей начал только в 66-м.
А я до 66-го года снялась в «Утренних поездах», потом с удовольствием работала у Бориса Волчека в «Сотруднике ЧК», у Паши Арсенова в «Подсолнухе». Работала у Анатолия Васильевича Эфроса в трех спектаклях и начала репетировать Арманду в «Мольере». И вдруг — приглашение в Театр Вахтангова! Рубеном Николаевичем Симоновым! С удовольствием приняла это приглашение! И сразу же много ролей! Снялась в советско-румынском фильме «Туннель». И продолжала учиться в институте — на «пятерки», как обещала Борису Евгеньевичу Захаве.
9
См.: «Искусство кино», 1964, № 4–5. — Примеч. ред.
А может быть, ничего этого не надо было? А надо было ждать Андрея?
…В камере сегодня настоящая парилка. Девочки все — вялые и молчаливые. Меня никто ни о чем не спрашивает. — наверное, и у меня вид далеко не лучший. Все ясно без слов…
Молча забираюсь на свою шконку, достаю свои записки. Разговаривать сейчас могу только с собой. Подобные периоды были у меня всегда, оттого и привыкла с юности вести дневник: настоящее спасение. Дневником спасалась и в те годы, когда между мной и Андреем, словно нипочему, возникала какая-то странная, ледяная пропасть… Так случилось, например, когда я рассталась с Сашей Збруевым и вышла замуж за Павла Арсенова. Отчего-то Андрея это не только огорчило, но и выбило из колеи. Мне он сказал:
— Не хочу в это верить. Я привык, что твой муж — Саша Збруев.
И почти перестал со мной разговаривать, словно я больше не существовала для него. Между тем мы как раз собирались в совместную поездку за граничу: Индия и Цейлон, и я так радовалась этому! Больше за него, чем за себя, потому что Андрея долго никуда не выпускали, и вдруг выпустили…
Мне тогда сразу не захотелось никуда ехать…
Из
(Дели — Бомбей — Коломбо — Бомбей — Дели)
«Опять в самолете. Это уже третий. Все нереально оттого, что много находимся в воздухе.
Андрюша почему-то в зимней шапке, завязанной под подбородком, и я в очень элегантном костюме. А в самолете жарко. Странный какой — почему в ушанке, да еще завязанной под подбородком?
Утром — Гималаи. Ослепительные, и небо яркое, голубое! Боже! Красота какая!
Дели. Аэропорт. Долго проверяют чемоданы и в глаза смотрят долго.
Андрей нервничает. Зимней шапки не снимает, чем вызывает большое любопытство.
— Андрюша, жарко ведь, — попыталась я заговорить с Андреем.
— Казахи, наверное, не дураки, — лаконично ответил он.
Почему именно — казахи? Мне стало очень смешно.
Он строго посмотрел на меня и совершенно неожиданно сказал:
— Дмитрий Дмитриевич Шостакович вообще не снимает зимней шапки. Понятно?
— Понятно-то оно понятно, — говорю, еле сдерживая смех.
Он это видит и очень сердится на меня.
Едем в отель. Много рекламы, много людей, много грязи. Непривычное правостороннее движение. Коровы бродят по улицам и площадям. Мне казалось, что Индия должна быть яркой по цвету, а оказалась — как бы выгоревшая. Сари малиновые, синие, зеленые, но все блеклые от сумасшедше-белого солнца.
В отеле мой номер — высоко. Вышла на балкон. Внизу на плошали перед отелем очень много людей. Какой-то человек продает кальсоны, почему-то советские, и громко кричит на эту тему. Чистильщики тоже орут. Другие медленно передвигаются, молчат или сидят, ничего не делая, глядя в одну точку. У каждого есть своя точка.
Андрей даже не зашел ко мне. Общается с Лилей Алешниковой. Несносно все это».
«Выехали в Бомбей. Люди на тротуарах, их еще больше, чем в Дели. Вблизи города — затопленные хижины. Они как бы шевелятся — так много живет в них людей.
И ночью душно. Вышла погулять и засмотрелась на сумасшедшего старика в шлеме времен Александра Македонского. Он был очень доволен собой.
Сзади меня легонько тронули. Это были Лиля и Андрей. Лиля любезно предложила пройтись с ними. Я не пошла, вернулась в отель. Утром воздух был розовым, силуэты людей — лиловые. Они тихо передвигались по набережной. Несмотря на раннее утро — это было целое шествие. Тишина-то какая…
С Андреем не разговариваем. Лиля не понимает наших отношений, но видит: что-то неладно.
Скорей бы Цейлон! Это моя мечта».
«Коломбо! Наконец-то! Много журналистов и фоторепортеров… На нас надели красивые белые огромные венки из чудесных цветов. Все нам улыбаются. Мы тоже.
Нас попросили сделать общую фотографию. Андрей был с одной стороны, я с другой. Вдруг он подлетает ко мне, берет под руку и продолжает сниматься уже рядом со мною. Слава Богу, что многие фотографии сохранились.
Минута отдыха — и пресс-конференция. Нетрудная.
Наконец — отдых! Плаваем в теплом океане зимою, в декабре. Андрей все время рядом.