Услышь мой голос во тьме
Шрифт:
Из дальнего угла раздался бластерный выстрел, и последовало жалобное: «Моя нога! Ублюдок!» — но никто не повернул голов в сторону ссорящихся, потому что всем было плевать на обычную пьяную перепалку контрабандистов.
Тесно придавленные плечом к плечу с двух сторон Бен и Рей долго выбирали в заляпанной винной карте напитки, абсолютно не разбираясь в сонме интригующих названий, половина из которых имела пикантный тематический подтекст, но тут к ним обратился бармен озорным голосом.
— Может, наперегонки? Кто быстрее.
— Если это не опасно, то почему нет? — ободрилась Рей, увидев в предложении спасительный круг посреди алкогольного моря.
Сутью игры было первым опустошить кружку напитка, переплетясь руками с соперником.
—
Участников посадили лицом друг другу так, чтобы они соприкасались коленями, и вручили по довольно вместительной кружке горячительного. Поклонники сего незамысловатого развлечения привыкли, что со временем эти игры превратились в настоящие схватки, где соперники применяли грязные отвлекающие приёмчики, вроде удерживания руки, чтобы из кружки невозможно было сделать глоток, или щекотки. Особо бесстрашные порой прибегали к мелкому холодному оружию: один завсегдатай, местная легенда этого бара, однажды воткнул в ляжку противнику короткий ножик. По команде Рей и Бен сплелись руками согнутыми в локтях и поднесли кружки ко рту. Оба посмеивались от непривычности ситуации и вопросительно оглядывались по сторонам, пока не последовал свисток, означавший начало поединка.
— Пей! Пей! — взорвались голоса посетителей, а за ними начались хлопки в такт. — Сделай его, девочка! Раздави! Покажи ей, кто здесь мужик, парень! — поддерживали соперничающие стороны особенно вошедшие в раж болельщики.
В какое-то мгновение Рей показалось, что она уже не выдержит потока льющейся в глотку противной холодной, но обжигающей всё внутри лавы. Прикрыла веки и призвала всё своё джедайское мужество и спокойствие. Бену же, казалось, поединок давался неимоверно легко: он улыбался лисом и игриво поглядывал на Рей. К финишу пришли одновременно, разом подняв вверх пустые кружки.
— А я знал, что так и будет! — самодовольно гаркнул сухенький дедок из толпы, подкручивая жиденькие усишки.
— Кто-то из них точно смухлевал! Помяните моё слово — баба мухлевала! — раздосадовался шатающийся тви’лек*, который проиграл в споре последние кредиты.
— Если уж проиграл, то делай это достойно, — медленным и похожим на гудок вдалеке голосом ответило ему огромное пузатое существо без единого волоска на кожном покрове.
Хмель неистово ударил Бену и Рей в головы, чем напугал обоих: незнакомое состояние лёгкости и неконтролируемости тела вызвало в них тревожность и желание поскорее вернуть себе ясность мысли. Подобный поединок для столь неподготовленных участников был не самой удачной идеей, и оба полчаса с лишком сидели в прострации на диванчике, погружаясь в Силу в надежде на исцеление. Совершив поход в чарующе грязные уборные, где Бену посчастливилось столкнуться у раковины с поддатым актёром, репетирующим спектакль, а Рей с дамочкой, предлагающей спайс и себя, решили спешно покинуть заведение и осмотреть город.
Свежий воздух приободрил их, подарил желанный лёгкий ветер, о котором оба грезили в пелене удушливых запахов дыма и смраде вспотевших тел. Бен с облегчением вытер рукавом взмокший лоб, встряхнул влажную чёлку и с блаженством задышал полной грудью. Его рука внезапно оказалась сжата пальцами Рей, которая неуклюже потянула Бена за собой с радостным вскриком «смотри!». У одного из крытых продуктовых павильончиков с прибитой к прилавку облезлой табличкой «закрыто», написанной от руки, сидел на потрёпанном покрывале уличный музыкант, играющий на трубе щемящую романтическую мелодию. Рядом с ним водили крошечные хороводы малюськи-роботы. Подбежали к музыканту, Рей вперила в него радостный взгляд, отпустила руку Бена и присела на корточки, чтобы лучше рассмотреть танцующих роботов. Глаза музыканта вдохновенно зажглись при виде восторженной девчонки, и он вложил всю душу и артистизм в своё исполнение, какие только смог найти в этот миг в своём сердце.
— Как красиво, —
Из-за близстоящих зданий вырвались красно-жёлтые отсветы, прогремел фейерверк и восхищённые голоса прокричали: «Целуйтесь! Целуйтесь!» — где-то там праздновали свадьбу. В унисон чужому счастью заходился окрылённый музыкант, выталкивая наружу воплощённую печаль и любовь. В небе повисла яхта, похожая на точку, сливаясь на тёмном полотне с мерцающими звёздами. Внутрь Бена мягко просачивались томление и нега, озарение: «Не могу больше лгать. Ни Арди, ни себе… До чего я хочу касаться этих волос, этих рук. Понимаю, что не нужен ей, не собираюсь клянчить у неё снисхождения. Но я хочу идти вслед за ней, хочу наслаждаться звуком её голоса, ловить краткие мгновения, когда она смотрит на меня. Я не знаю, как назвать это чувство. Всего лишь хочу свободно упиваться им. Я живой. Я наконец-то снова живой».
Рей положила несколько кредитов в открытый футляр для инструмента, где валялась пара монет. Бен пошарил в кошельке и повторил её щедрый жест. Рей поднялась и с нежностью взглянула на него, вновь взяла за руку и повела за собой.
В вышине поползли свинцовые кучевые облака, в воздухе запахло озоном. Они вышли к набережной, вдоль которой ютилась вереница лавок, а над ними нависали открытые ветхие балконы жилых квартир. У балюстрады набережной стояла парочка пожилых рыбаков, душевно вспоминающих годы своей юности в лётной академии, по каналу неспешно плыли катамараны и водные велосипеды, пассажиры которых озабоченно поглядывали вверх, предчувствуя дождь. Бену пришло на ум, что они практически не сказали друг другу ни слова с тех пор, как вышли из последнего бара, но их молчание не тяготило его: «Молчим — и ладно, не страшно, — думал он, — натянутая болтовня была бы куда хуже». Чем дальше они уходили, тем старее кварталы представали перед их взором: вывески мигали, уличные фонари местами не работали, дороги были разбиты. Бен отмечал в своей памяти все несовершенства, обдумывал, как можно было бы повлиять на своего начальника, а через него на губернатора, чтобы тот наконец-то разул глаза и обратил внимание на россыпь проблем, создающих неудобства в городской жизни. Заморосил мелкий дождь, окропил кожу прохладными капельками. Рей предложила укрыться в ближайшем обшарпанном баре.
Внутри было обманчиво тихо и прилично. Бармен, зевая, протирал стаканы, перекидывался сплетнями с дроидом, занятым починкой ламп у стойки. Рей заказала слабоалкогольные напитки и отнесла их к дальнему столику в той части помещения, где царил мутно-жёлтый полумрак и вся мебель была из красных тяжёлых древесных пород.
— Смотри-ка, этому залу почти двести лет! — обратил внимание Бен на памятную табличку, как только они с Рей расположились друг против друга. — Любят же здесь всей душой старьё, — он проговорил это без привычного презрения.
— Вот потому что старый — потому такой классный. Он какой-то такой… не знаю, как сказать…
— Атмосферный?
— Да, точно! Мне даже кажется, словно за соседними столиками сидят люди былых лет, выпивают и едят вместе с нами, одетые в старомодные вещи и говорящие о заботах своего времени. Меня это завораживает. Только не говори, пожалуйста, что тебя нет! Не порти мне настроение! — жалобно насупилась, воинственно взглянув на него.
— Обещаю, что не буду докучать тебе сегодня.
Размеренность и уединённость, царящие в воздухе, запустили сластолюбивые когти в сердце Рей. «Хочу сесть к нему на колени. Хочу неустанно целоваться с ним. Чтобы мы так и сидели одни единственные в этом зале, словно одни в целой Вселенной. Я бы приласкала его так, как он захотел, я бы сделала что угодно», — трепетное желание щекотало ей воображение, сводило с ума. Рей стало душно, мокро, она легонько заёрзала на стуле, неотрывно глядя на Бена. Он говорил о чём-то, кажется, о работе — она уже слушала с переменным успехом. Бен заметил в её взгляде перемену, а в движениях истому, но не верил, что он мог быть этому причиной.