Услышь мой голос во тьме

Victoria M Vinya

— БиБи, идём! — крикнула она в сторону гаража.

Дроид весело выкатился навстречу хозяйке и шумно загудел. Рей закинула в багажное отделение чемодан, усадила BB-8 на отведённое ему в спидере место и легко запрыгнула следом. Сегодня она ехала принимать заказ на дому: у клиента сломался дроид-сборщик урожая — тяжёлый, в два человеческих роста — такого в свой гараж-мастерскую не отвезёшь.

Мокрая сверкающая трава приятно щекотала в полёте щиколотки, и Рей вздрогнула, невольно вспомнив, как песок Джакку и Татуина стегал её по ногам. С довольной улыбкой сильнее ухватила ручки спидера: новый, шустрый, удобный — она собрала его сама в домашней мастерской. Вот уже пять месяцев Рей жила

на Гринстоке и зарабатывала ремонтом техники. От звездолётов до кухонной утвари — всё было ей под силу. К тому же Гринсток был обиталищем фермеров и садоводов, художников да ремесленников, продающих свой товар на местных рынках, которыми был полон райончик близ Соснового каньона. Здесь мало кто был с техникой на ты, а уж кто и был, брал астрономические суммы за починку, и поэтому старые мастера недолюбливали Рей за то, что «эта юная прыткая выскочка» украла у них работу. Под раздачу попал и Митч, который рекомендовал подругу всем кому не лень.

Голова Рей была заполнена радостью и предвкушением предстоящей встречи с друзьями. После войны Финн, По и Роуз в основном заглядывали по одиночке: у каждого свои новые заботы и дела. Но в этот раз они пообещали Рей прилететь втроём и сдержали слово. Последние несколько дней прошли в приятных хлопотах приготовления к приёму гостей, Рей несколько раз моталась на продовольственные рынки и за покупкой дополнительных спальных комплектов.

Крамольные мысли больно укусили её: «Это радостные хлопоты или имитация радостных хлопот?»

В первые месяцы после своей неудачи в Междумирье Рей скверно спала, мучаясь то кошмарами, то снами настолько сладкими, что пробуждение оседало на языке вязкой горечью и лишало покоя. Прежние сомнения насчёт неё и Бена внезапно показались ничтожными, лишёнными смысла. И теперь, когда вернуть его стало недосягаемой мечтой, Рей позволила признаться себе, что хотела бы попробовать… Он и она. Может, это было бы чудесно?

Ей этого больше не узнать. Даже воспоминания о нахождении в Мире между Мирами гасли, становились пепельной дымкой. Опыт в запределье — могущественная, но хрупкая вещь, и сознание медленно утрачивало его.

Вылетела в открытое поле. С одной стороны сонно покачивались красные маки, с другой бело-розовый «туман» уносился вдаль, поднимался к горной гряде. «Как жаль, что Бен больше никогда не увидит эту красоту», — пришло ей на ум, когда Рей влетала в рощу на холме, где взметались ввысь вековые крупностволые деревья. Она обожала эту тропу: солнечный свет проникал сюда фрагментарно, и тень от листвы напоминала вышитые узоры.

Сбоку молнией пронёсся парень на синем спидере: он попытался осторожно объехать Рей на узкой дороге, но задел растущие вдоль неё кусты. С листьев звонко брызнули лихие капли и обдали лицо Рей мокрой грязью, которая скапливалась на ветвях от дорожной пыли.

— Глаза разуй! Прёт как шагоход*! — крикнула она вслед неосторожному водителю, но тот уже не слышал её и скрылся в густой листве за поворотом.

«Такую грёзу испортил, сволочь», — выругалась Рей, затормозила у обочины и умылась водой из фляги.

Бен оглянулся, ему показалось, что девушка что-то прокричала ему вслед, но возвращаться было стыдно. Да и некогда: у Арди сегодня первый итоговый экзамен в академии, он обещал ей, что заедет и отвезёт куда-нибудь отпраздновать, а время потихоньку поджимало.

Долгое время после того, как он очнулся, жизнь виделась Бену бледным пятном с повторяющимися днями. Их похожесть отупляла, а забвение приносило всё больше озлобленности. По ночам ему хотелось рыдать и стать ничем, вновь умереть, только бы не ощущать, как он жалок и беспомощен, не знает, куда ему податься, и что делать с бесценным вторым шансом. Отца он убил, Люк

слился с Силой, как и мать, отдавшая последние капли жизни, чтобы вернуть его к Свету. Ему было не к кому возвращаться. Некому больше доказывать, что он готов идти дальше, готов принять нового себя. Он считал, что место ему в тюрьме, если совсем уж честно. «Между всеми этими событиями что-то было. Кто-то. Кто-то невообразимо важный, иначе откуда такая зияющая дыра внутри? Мне хочется хохотать над собой, ведь я вновь Бен Соло, но не могу понять, почему… Я знаю, что так правильно, но, чёрт побери, почему? Будто подсмотрел в математической задачке ответ и вписал его без решения примера: просто знаешь, что так нужно, но не весь путь».

Макк проявлял к нему ласку и доброту, нередко упрашивал поесть, потому что Бен постоянно был угрюм и отказывался от пищи, словно не считал себя достойным жить. Дни напролёт он проводил в молчаливых раздумьях.

Арди всегда была рядом, она не заставляла его что-либо делать, не упрашивала, не бегала вокруг, как самка над детёнышем. Но по ночам она молча приносила ему воды, подтыкала одеяло или клала руку на плечо, когда Бен начинал бредить в лихорадке.

— Я больше так не могу, не хочу ничего, — проговорил одним дождливым вечером в бессилии Бен, когда Арди закончила с бритьём его изрядно отросшей бороды и стрижкой волос.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала на это? — ровно, с лёгким упрёком, ответила она. — Ты сам себе хозяин. Сам и решай: ещё охота побарахтаться здесь или сдаться. Так или иначе, кому-то было угодно, чтобы ты сидел здесь и ныл, что устал. Кто-то уж очень хотел, чтобы ты ещё раз вышел на улицу и увидел, как прекрасен сегодняшний вечер.

Вытерла текстильной салфеткой его лицо от пены и вышла на крыльцо. Бен почувствовал злость. На себя самого. Ему вопреки отчаянию захотелось подняться с проклятого кресла и выйти посмотреть на дождь в сумерках. Он вообразил себе, как чист и свеж, должно быть, снаружи воздух, как дивны и загадочны деревья и кусты во мраке под тёмно-серым плачущим небом. Опёрся на чёрную лакированную трость и прихрамывая вышел следом.

Вода лила вовсю, нещадно хлестала тёмно-малахитовую траву, колыхающуюся под тяжестью вытянутых капель. Бен глубоко вдохнул, не закрывая глаз: он должен видеть всё, весь этот вечер.

«Ещё не всё утрачено… Я помогу тебе», — нежно пел ему дождь, протягивая навстречу жидкую руку. Бен разогнул пальцы, протянул руку в ответ. Его задушили разрывающие лёгкие рыдания.

Поднял голову и посмотрел на дымящую сигаретой во тьму Арди: шипящий пористый огонёк истлевал перед её отрешённым лицом. Вытянула мягкие маленькие губы, втянула новую порцию табака и запрокинула голову — неземная и притягательная. Из-за влаги её волосы вились сильнее, чем обычно. Упругая дождинка отскочила от перил и приземлилась на белую кожу кисти, окропила маленькую костяшку десятком рождённых ударом крохотных капелек-бисерин.

«Такая красивая девушка, — просто и честно подумалось Бену. Он опустил протянутую руку. — Видел каждый день, как она красива, но ни разу не осознавал этого. — Насколько мог, тихо попытался всхлипнуть, успокоил себя. — Пусть так и будет сегодня: красивый вечер и красивая девушка — маленький повод, чтобы жить. Смешной и крошечный. Но до невозможности приятный».

Арди повернулась и взглянула на Бена: его губ коснулась ненасытная, хищная улыбка. Она ощутила дрожь в коленях.

День за днём, откровение за откровением, и Бен не заметил, как уже целовал её капризный рот на этом самом крыльце. Затем ещё. И ещё. Вкус табака и красной помады теперь стал синонимом исцеления, терпкого самообмана, резко хлынувшего в зияющую дыру внутри него, чтобы до краёв наполнить её новым забвением.