Успеть к полуночи

Лайл Гэвин

Морган сделал пару тяжелых шагов по направлению к телефону, стоявшему у дальнего конца камина.

– Погодите, - остановил его я.

Он замер. Оба они посмотрели на меня.

– Позвольте мне прояснить свою позицию, - продолжал я.
– Меня интересует эта информация, и я готов заплатить за нее. Но советую вам навсегда распрощаться с идеей сдать Маганхарда полиции, если я не стану играть в ваши игры.

Воцарилось молчание. Затем генерал спокойно произнес:

– А-с какой, собственно, стати мне так поступать? Я продаю информацию, чтобы обеспечить себе существование. Я всего лишь предоставляю вам возможность предложить

цену выше той, которую предлагает полиция. Я деловой человек.

– Я тоже. И согласился за определенную плату доставить Маганхарда в Лихтенштейн, что и собираюсь сделать.

– Это же будут не ваши деньги, юноша. Заплатит Маганхард. Просто скажите ему, что за проезд через Монтрё взимается особая пошлина.

Я глубоко вздохнул.

– Генерал, вы не поняли. В этом путешествии главный я, а не Маганхард. Я даже просить его не стану принимать решение по этому вопросу: принятие решений - это моя забота. И я решил, что, если ваш сержант снимет телефонную трубку и сообщит полиции что-нибудь, представляющее для нас опасность, я убью вас обоих.

И вновь повисло молчание. Затем генерал криво усмехнулся.

– Угрожать такому старику, как я, - пустая трата времени. Жизнь во мне и так еле теплится. И может угаснуть завтра же по совершенно естественным причинам, так что я не слишком много теряю.

Я согласно кивнул.

– Не меньше любого другого - всего лишь остаток жизни. И неважно, насколько он короток.

Молчание затягивалось; от невыносимой жары, стоявшей в комнате, у меня рубашка прилипла к спине. Однако я вынужден был спокойно сидеть и, наблюдая за этой высохшей маской, гадать, что за мысли крутятся в скрытом за ней мозгу, подсчитывавшем свои последние акции в компании под названием Жизнь.

Я знал, что должен победить. Наставьте пушку на молодого человека, и он бросится на вас, потому что просто не верит, что может умереть. Но старый человек уже задумывался над этим и успел заметить, что дверь разверзается все шире и оттуда повеяло сквозняком.

Я мотнул головой и нетерпеливо постучал стволом "вальтера" по колену.

– Итак?

Генерал медленно поднял голову, и его блеклые глаза встретились с моими.

– Черт бы вас побрал, - проскрипел он.
– Ладно, можете оставить себе вашего Маганхарда.
– Уголки его рта медленно поползли вверх, изогнувшись в слабом подобии улыбки.
– Черт бы вас побрал, - повторил он, - ваши коллеги из Отдела особых операций могли бы вами гордиться.

Я лишь устало посмотрел на него. Лично я ничем не гордился.

Он с трудом поднял голову и взглянул на человека у телефона.

– Сержант! Достаньте-ка бутылочку "Крюга". Нам с приятелем надо кое-что обсудить. Морган взглянул на часы.

– Но, сэр...

– Солнце поднялось над нок-реей в Тибетской флотилии!
– пронзительно взвизгнул генерал.
– Давайте сюда мое шампанское, черт побери!

Морган осуждающе покачал головой, сказал: "Прекрасно, сэр", - и отправился в соседнюю комнату.

Прозвучала эта легкая перепалка как некий ритуал, соблюдаемый ими ежедневно в это время суток. Вероятно, так оно и было.

Генерал медленно повернулся ко мне.

– Надеюсь, вы пьете шампанское -по утрам, сэр?

– Охотнее, чем в любое другое время.

– Вот это очень правильно. После ленча оно превращается в напиток для маленьких девчушек.
– Глаза его медленно закрылись, затем вновь открылись.
–

Впрочем, не скажу, чтобы в былые времена я имел что-либо против маленьких девчушек после ленча. Ну, не сразу, конечно, а чуть погод я.

Вяло кивнув, я встал, снял плащ и пиджак, расстегнул ворот рубашки и еще раз оглядел комнату. В дальнем ее конце стоял большой обеденный стол овальной формы, окруженный дорогими с виду старинными стульями; кроме того, имелось несколько небольших письменных столов, высоких светильников с медной отделкой, а прямо над камином висело с дюжину старинных пистолетов.

Я не слишком много понимаю в старинных пистолетах, поскольку никогда не располагал ни деньгами, которые мог бы на них потратить, ни стеной, на которой мог бы их развесить, но даже мне было очевидно, что эти - самого высшего класса. Несмотря на то, что на их изготовление пошли и такие дешевые материалы, как дерево и железо, они были покрыты перламутровыми, золотыми, серебряными, медными либо же просто стальными пластинами с гравировкой. У одного была резная рукоятка из слоновой кости в форме головы римского солдата, и боек в виде имперского орла. Остальные не многим уступали по красоте и изяществу отделки.

– Среди коллекций подобного размера эта, пожалуй, лучшая в мире, - с довольным видом заметил генерал, - Кремневые пистолеты восемнадцатого века, как вам, должно быть, известно.
– Я снова кивнул. Ни о чем таком я и знать не знал.
– У меня там есть и Казе, и Бутэ, и...

Вернулся Морган с бутылкой и двумя бокалами в форме тюльпана на серебряном подносе.

Он сиял плащ и остался в простой черной униформе, на которой красовались орденские ленточки времен первой мировой войны. Когда он склонился над столом, чтобы разлить по бокалам шампанское, в его левом кармане брюк обозначилась жесткая выпуклость, так что генеральская коллекция оружия не ограничивалась концом восемнадцатого века. Я решил: пускай пушка остается при нем - забери я ее у него, и он просто-напросто подыщет что-нибудь еще и спрячет более искусно.

Морган подал мне бокал. Генерал поболтал в своем золотой палочкой для коктейля и пояснил:

– Эти газы не для старческого желудка. Ваше здоровье, сэр.

Мы выпили, и я вовремя вспомнил, что ни в коем случае не должен хвалить вино; генерал принадлежал к той эпохе, когда во всех домах на стол подавали только самые лучшие напитки, и отметить это означало бы, что вы ожидали чего-то худшего.

Вместо этого я спросил:

– Генерал, как же вы занялись этой работой?

– Ха.
– Трясущейся рукой он осторожно поставил бокал на столик. Расскажем ему, сержант? Предъявим ему свои верительные грамоты и поделимся накопленным опытом, прежде чем начнем обсуждать дела? Мы ведь можем до смерти его напугать.

Морган ответил ему ухмылкой. У меня сложилось впечатление, что. он-тоже был бы не прочь понаблюдать, как я испугаюсь: Тот факт-, что я угрожал его хозяину, возмущал его куда больше, нежели самого хозяина.

– Впрочем, какая разница, - произнес генерал.
– Мы здесь с шестнадцатого года и с тех пор поднялись всего лишь на одно звание. Тогда я был полковником, а он - капралом. Я служил в разведштабе Хейга, и он послал нас сюда, чтобы создать собственную шпионскую сеть. Гражданской секретной службе он не доверял. Чертов дурак вообще никому не доверял - он и нам-то перестал доверять, как только мы оказались по другую сторону границы. Верно я говорю, сержант?