Устрашимый
Шрифт:
– Благодарю вас. Гротовый, вы со своего поста видели, что Бадд спускается с кем-то на носовой руслень, но вы не разглядели, с кем именно?
– Да, сэр. Глаза у меня уже не те, что прежде, - Датчанин снова заговорил как немощный старик, дряхлея на глазах. В случае отставки, найдёт место в любом театре. Если проводить дни в библиотеке, как доблестный Звёздный Вир, можно и поверить. Старик, конечно, молодец, не хочет подводить ни одного из мальчишек. Вот только они и без него основательно влипли. Особенно Бадд.
– Мистер Бадд, вы утверждаете, что не разглядели в темноте собеседника и не опознали по голосу,
Приступ заикания помешал матросу подтвердить вслух, но он кивнул.
– Хорошо. Встаньте, пожалуйста, рядом с ютовым, Будьте добры, оба держите руки за спиной. Юношеская горячность уже наделала достаточно бед сегодня, - адмирал оглянулся на капитана. Даже такой простой приказ во время злополучной очной ставки не пришёл в умудренную античностью голову. Впрочем, может и пришёл, но не помог. В конце концов, подробности капитан не сообщил. Заставить его и Бадда разыграть убийство каптенармуса, чтобы выяснить детали? Жестоко и, как будто, можно обойтись. Да и Вир может отказаться… Адмирал встал по другую руку от фор-марсового, - Гротовый, вы сказали, что узнали мистера Бадда по росту. Его рост соотносился с ростом собеседника примерно как сейчас соотносится с ростом ютового или как с моим?
Если бы Датчанина спросили только про рост ютового, наверно, сослался бы на слабеющую память. Сейчас если не поймёт, что уже что-то известно, по крайней мере, догадается, что отего так просто не отпустят. Старик быстро обменялся взглядами с обоими матросами.
– Скорее, как с ростом ютового, сэр.
– То есть, вы допускаете, что видели этого человека?
Снова обмен взглядами.
– Да, сэр.
Ну спасибо, с заиканием всё же справился.
– Хорошо. Мистер Бадд, вы утверждали, что не опознали голос собеседника, потому что вам мешал шум воды, - адмирал заглянул в протокол допроса, - И потому, что он говорил тихо. Шум воды здесь не так слышен, как на руслене, но если я попрошу вашего собеседника поговорить с вами шёпотом, сможете определить, его голос вы слышали или нет?
– Н-н-не зн-наю, сэр!
Испугался. Отлично всё знает. Да и Очкарик, скорее всего, не врал. Зачем ему? Воссоединиться с возлюбленным? Это он и так может. Не нашёл бы его капрал, уже получал бы от своей единственной любови стеком в аду.
– И всё же постарайтесь. Матрос, скажите что-нибудь шёпотом.
Хорошо бы, если бы фор-марсовый всё подтвердил. Если ютовый признается, но Бадд не подтвердит, будет похоже, что Очкарик просто пытается вытащить товарища. Что тоже может быть, но вряд ли. В лазарете ютовый ещё не знал, что его показания выслушают в суде.
Очкарик шагнул к Бадду и шепнул что-то, действительно очень тихо. Адмиралу показалось, прозвучало слово “Ямаец”. Интересно, слышал ли хоть что-то Бадд. Судя по его лицу, скорее нет.
– Матрос, может быть, немного погромче?
Очкарик обернулся с грустной улыбкой.
– После отбоя я окликал Билли именно так, сэр. И ненамного громче говорил на носовом руслене.
Было бы лучше, если бы его всё же опознал Бадд, но уже как есть.
– Это признание, матрос?
– Да, сэр.
– Гротовый, вы можете идти. Бадд, вы вернитесь на своё место. Господа, я мог бы допросить ютового, но я привёл его, значит, мог повлиять по пути сюда.
Капитан и кормчий наблюдали за процессом как из театральной ложи. Пожалуй, даже с любопытством, но несколько отстраненным. Армейский вёл протокол допроса. Сеймур изо всех сил пытался держать лицо.
– Лейтенант, может быть, вы?
Может быть он, а под подушку теперь кортик класть придётся…Тем не менее, Сеймур даже вежливо подвинулся, чтобы пропустить Норрингтона на свободное место, забрал увесистую стопку протокольных листов, и обратился к ютовому.
– Расскажите, что произошло.
И допрос Крысы показался забавным эпизодом. Выслушивая капрала, все гадали, что можно пропустить, слушая ютового, думали, что не стыдно записать. В обоих случаях вывод напрашивался самый безжалостный: записывать всё.
О своей просьбе лейтенант пожалел почти сразу, после слов ютового “всё началось ещё месяц назад”. Должно быть, Очкарик был очень одинок, даже в компании своего любовника, и теперь изливал душу перед трибуналом, будто каялся перед высшим судом. Во всех подробностях рисовалась картина его взаимоотношений с Клэггартом, от первых знаков внимания и до недавнего охлаждения.
За эти минуты Джеймс узнал о возможных взаимодействиях двух мужчин больше, чем за всю жизнь. Несколько раз хотелось остановить матроса, но история Бадда была тесно вплетена в собственную историю ютового. Одна не состоялась бы без другой. Финал этого уродливого романа адмирал слышал в лазарете. Он старался не вслушиваться в подробности и решать, что делать дальше. Очкарик вознамерился влезть в петлю? Или отвести внимание от убийства? Сейчас ютовый превратил процесс в собственный спектакль, какие роли в нём отведены другим участникам? Тем временем история подошла к концу. Очкарик повернулся к потрясённому фор-марсовому.
– Я виноват перед вами обоими, Билли. Я никогда не хотел, чтобы так всё обернулось. Я бы всё сделал, чтобы это изменить, - Бадд, всё ещё с изумленным видом, кивнул. Ютовый перевёл взгляд на капитана, - Сэр, я рассказал всё, что знал. Если других вопросов нет, позвольте мне увидеть тело, - Вир замешкался. В уставе подобное не обговаривалось, - Прошу вас, сэр. Я даже не сказал Джону, что люблю его. Даже ни разу не назвал по имени.
Капитан беспомощно посмотрел на офицеров. Наткнулся на тяжёлый взгляд Ямайца. Адмирал сейчас понял, что и сам ни разу не сказал Элизабет, что любит её. Даже делая ей предложение. И, может быть, это определило нынешнюю судьбу обоих. Капитан не мог прочесть его мысли, но уловил что-то. Изящная ручка в очередной раз нервно дёрнулась, будто пытаясь отмахнуться и от ютового, и от его истории, и от всего суда.
– Идите. Альберт покажет вам, где труп.
Очкарик прикрыл глаза и кивнул. Да. Тело его любимого теперь именуется трупом. Он и сам это знал.
– Спасибо, сэр.
Капитан вызвал вестового и тот увёл Очкарика, но его горе будто осталось висеть туманом в воздухе капитанской каюты. На некоторое время вместе с ним повисла тишина. А потом и то, и другое начало рассеиваться.
Сначала кем-то пророненное “мда”, потом нервные смешки.
– Ну и подарочек вы нам преподнесли, адмирал… - позволил себе Сеймур.