Устрашимый
Шрифт:
– Преподнёс, но не такой как вы.
Адмирал имел в виду и реплику, за которой последовала исповедь несчастного ютового, и лично Бадда, но надеялся, что до Убогого второй смысл не дойдёт. Незачем обижать беднягу, достаточно ему потрясений на сегодня. Но злость не дала промолчать в ответ на фразу Сеймура. Разумеется, он сам не ожидал, чем обернётся и его просьба, и появление Бадда на борту “Неустрашимого”, но косвенно лейтенант был виновен во всём, что творилось сегодня. Неплохо было бы ему это помнить.
Сам адмирал чувствовал себя хуже некуда. Меньше всего на свете он хотел, чтобы обречённых на корабле стало двое. Как будто
Капитан принял первое разумное решение за день и позволил продолжить заседание на другой день.
***
Уставшие офицеры молча расходились по каютам. У Норрингтона была соседняя с каютой Сеймура. Адмирал уже думал пожелать этой заразе вслух спокойной ночи и много чего другого про себя, но Сеймур заговорил первым.
– Так мальчишка не врёт, вы видели эту парочку в лазарете, адмирал?
Уже за тон вопроса захотелось уложить лейтенанта спать одним ударом. Но это привилегия Бадда.
– Да, видел. Это всё, что вы хотели спросить, лейтенант?
Теперь он сам видит, что надо было донести. Остался бы жив Дженкинс, не попал бы под суд Бадд, Очкарик бы отправился в петлю, но на его душе одним грехом было бы меньше. Нечего было жалеть его молодость, а Клэггарта и не было жалко. Ещё одно неверное решение. Можно признать, но изменить поздно. Так что понадобилось Сеймуру? Еще раз напомнить, из-за кого сейчас происходит весь процесс? Джеймс вспомнил, что уже обдумывал всё это в лазарете. До допроса Очкарика у него еще были сомнения, но теперь ясно осознавал, что ошибся. Его решение молчать никого не спасло. Ни одного человека. Если это же сейчас скажет Сеймур, будет совершенно прав, но на одного пострадавшего станет больше.
Однако лейтенант и не думал читать нравоучения. Более того, он улыбался.
– И что, сегодня зашли к нему в лазарет просто вызвать на допрос?
– Вы полагаете, что я написал ему такую проникновенную речь? Вижу, вы высокого мнения о моей фантазии, лейтенант, но, позвольте напомнить, я не знал, какие вопросы вы будете задавать.
– Да нет, на счёт авторства речи я не сомневаюсь, адмирал… Хотел уточнить, в каком смысле вы покрывали этих двоих целый месяц?
Адмирал замер. Он был единственным, кто пытался хоть как-то распутать сегодняшнее дело, и его же подозревают в таком вопиющем нарушении устава? Конечно, его службу давно уже нельзя было считать безупречной, но не настолько же?! И выбрали бы уже, он невесту со скалы скинул или развлекается с младшими по званию! И кто кроме лейтенанта его подозревает?
Сеймур наблюдал за произведенным эффектом как за итальянской комедией.
– Ну или они
– поинтересовался он с самым невинным видом.
На Тортуге драться начинали тем, что было в руках. Саблю достать можно, пока противник, получив бутылкой, с пола поднимается (если поднимается). С пустыми руками быстрее было сперва бить кулаком. Это Сеймура и спасло. Денёк выдался нервный, поэтому лейтенант получил в челюсть, чего не случалось с ним со времен училища. Джеймс в тот момент не задумывался, на что именно надеялся не в меру говорливый сослуживец, озвучивая свои подозрения. Впоследствии, сравнивая этот случай с тем, когда Сеймур прицепился к баддовскому “Прощайте, права человека!”, Норрингтон пришёл к выводу, что лейтенанту просто нравилось запугивать людей. Может быть, ощущал себя значительнее. Может быть, привык поддерживать порядок угрозами. Возможно, в этот раз отыгрывался за день, потраченный на разбирательство. Даже не исключено, что искренне любопытствовал. Пожелай он в самом деле избавиться от адмирала (притом, проштрафившегося и занимающего должность ниже, чем сам лейтенант), спросил бы во время заседания. Хотел бы шантажировать, не начал бы разговор в коридоре, а позвал бы к себе в каюту на два слова. Но всё это Джеймс осмысливал уже позже. А пока поднял за волосы рухнувшего лейтенанта (парик Сеймур не носил, щеголял собственной косой) и затащил в свою каюту.
Тот пытался сопротивляться, но ему мешал адмиральский кортик, приставленный к горлу. Когда дверь каюты захлопнулась, в глазах Сеймура отразилась такая паника, будто он поверил в собственный наговор, если не верил изначально.
– Слушай сюда, вольняшка, - хриплый голос принадлежал не адмиралу, не блестящему офицеру флота Его Величества. В эту минуту будто сама Тортуга говорила сквозь зубы своего бывшего обитателя, будто тортугский бродяга смотрел сейчас с отмытого и выбритого лица, - Слушай меня, зелень подкильная. Если есть какие-то вопросы, задашь их у Вира на хате, понял? Заодно нашу “Молли”, не в меру очкастую, спросишь, жахал я её или нет. А пока так порадовать могу только тебя. Хочешь?? Нет? Вот и вали отсюда!
Тортугское чудовище вышвырнуло лейтенанта из адмиральской каюты и завалилось спать. Надолго. Пока снова не будет случая вылезти. Адмирал тоже уснул.
========== Часть 12 ==========
Генерал! Мне все надоело.
(И. Бродский)
Светило яркое солнце.
– Если правое дело заставляет стать пиратом, пиратство может стать первым делом, - наставительно произнес губернатор Свонн наливая чай коммандору. Почему-то во снах губернатор всегда сам наливал чай, а мундир никогда не был адмиральским.
Со сторожевой башни, на которой по неведомым причинам проходило чаепитие, как с капитанского мостика был виден остров. Там счастливая и растрепанная Элизабет болтала с Воробьем у огромного костра и смеялась. Джеймс откуда-то знал, что они разговаривают о нём, хотя с башни не было слышно ни слова.
Чашка давно заполнилась, но губернатор продолжал лить чай. Кипяток жёг коммандору руку. Джеймс видел это и чувствовал, но не мог пошевелиться.
– Пейте, пейте, - подбодрил губернатор, - Чай очень вкусный. Суд только завтра, расслабьтесь, коммандор. Или уже забыли?