Утра Авроры
Шрифт:
– Хорошо… Мария, позвольте спросить…
– Да?
– Сколько вам исполнилось сегодня? Если не секрет…
– Не секрет, конечно. - Уголки её губ снова приподнялись. - Двадцать.
Двадцать. Двадцать лет назад тоже был сентябрьский день. Мальчик держал девочку на руках и не знал, ничего не знал… Не знал, на какие немыслимые шутки способна жизнь. Не знал, что, вопреки всем наговорам, любовь приходит неизвестно откуда, может быть, из каких-то давно прожитых жизней, из каких-то немыслимых миров, из-за тех мерцающих созвездий, которые каждый вечер он видел над головой.
«Как её назвали? - Кажется, Марией».
***
– Не стоило так тратиться на меня, - смущённо пробормотал Орландо, когда перед ним появились большая порция яичницы с беконом, свежие овощи, хлеб, сыр, горячий дымящийся кофе и ореховый кекс.
– Я не считаю, что вправе съесть больше своего гостя, а я намереваюсь съесть именно столько, - невозмутимо ответила Мария, принимаясь за еду. - Мне нравится получать удовольствие, Орландо. Имейте это в виду.
Почувствовав, что снова краснеет, как мальчишка, он принялся за яичницу, стараясь не смотреть на Марию. Она всего лишь сказала, что любит вкусную еду, но Орландо интуитивно догадывался, что речь шла не только об этом. И она знала, что он это понимает.
У Орландо были женщины, но чем больше он отдалялся от возраста, в который только вступила Мария - то есть от двадцати лет, - тем реже он пытался соблазнить очередную девушку. Он не знал, когда наступил момент, в который ему вдруг начало казаться, что все его любовные похождения более или менее одинаковы, а оттого - пресны, а все женщины - словно бы на одно лицо. Орландо понимал, что становится циничным, но ничего поделать с собой не мог. И однажды он разорвал все свои связи, решив, что просто не создан для отношений. К физической близости он тоже прибегал всё реже; наверное, это было дико для здорового двадцативосьмилетнего мужчины, но вот уже два года он спал один.
Но теперь его, как ему казалось, вполне укрепившиеся принципы, стали пошатываться на своём непрочном фундаменте. Женщина, сидевшая перед ним, была не просто красива. Она была настоящей и искренней. Пусть она сказала, что только ему открыла свои мысли, так что же? Ему определённо нравилось, какой она была с ним.
Орландо снова поднял взгляд на Марию. Она улыбнулась ему, не отрываясь от завтрака. Пожалуй, она выглядела даже несколько младше своих лет, и всё же в ней чувствовалась женщина, знающая, чего она хочет.
Тёмная прядь выбилась из её причёски и замерла, готовая вот-вот упасть на лицо. Орландо некоторое время смотрел на неё, не зная, стоит ли сказать об этом. Может быть, заметит сама? Поправит или не поправит? Сказать?..
Она заметила сама. Отложив вилку, Мария потянулась, чтобы поправить волосы, и ворот её блузки слегка разошёлся, сполна воздав Орландо за его невольные мысли. Он не увидел ничего, чего не должен был увидеть, но полоски незагоревшей кожи между маленькими грудями оказалось достаточно,
– Всё в порядке? - Мария опустила руку, что вернуло её одежде первоначальный вид, и посмотрела на Орландо. - Вам душно?
– Нет… Немного, - поправился он, переводя дыхание и мысленно ругая себя за потерю контроля.
– Может, нам выйти на воздух?
– Нет, не нужно, всё хорошо. Мы ведь ещё не закончили с завтраком.
– Вам нравится?
– Очень.
Мгновенно расслабившись, Мария снова откинулась на спинку стула, глядя в окно. Орландо почему-то пришло в голову, что выражение её лица подвижно, как у ребёнка. Женственность и детскость так причудливо сочетались в ней, что он сам не понимал, что чувствует к Марии. Ещё минуту назад всё в нём вспыхнуло желанием; сейчас же Мария казалась ему маленькой девочкой, с непосредственной искренностью разглядывающей большой и удивительный мир.
– Вы любите осень, Орландо?
Он помолчал, глядя на переплетение солнечных лучей в голубом утреннем воздухе.
– И да, и нет. Осенью хочется улететь. Птицы знают мир лучше людей - они улетают. А ты остаёшься. И так год за годом.
– Можно ведь тоже улететь. Вслед за птицами.
– Можно. Но у людей крылья слабее.
Он снова замолчал, не желая развивать тему. Потом посмотрел на неё.
– А вы?
– Что я?
– Любите осень?
Мария задумчиво провела пальцем по оконному стеклу.
– Люблю. Осень даёт нам право быть собой. Она ничего не требует, не ждёт от тебя подвигов и мгновенных решений. Осенью живёшь одним днём. Это чудесно.
Орландо пропускал её слова сквозь себя, словно пробуя на ощупь. Каждое казалось ему прекрасным, будто сжатая до нескольких звуков поэма.
– Вы всегда так красиво говорите.
Она вздохнула - тихо, так можно вздохнуть во сне.
– Многое из того, что я вам говорю, я собирала в слова много лет. И копила, чтобы сказать сегодня.
– Разве вам совсем не с кем поделиться? У вас есть семья?
– Родители и сестра. Мы очень близки, но есть вещи, которые говорят только одному человеку.
– Да… Очевидно, что так. А чем вы занимаетесь? Я имею в виду, вообще.
– Изучаю в колледже литературу и живопись. Вернее, изучала. Этим летом я получила диплом.
– И… что дальше?
– Дальше? Полагаю, дальше я собираюсь жить. Вы считаете, это глупо?
– Я считаю, это лучшее, что стоит делать.
Глаза Марии весело блеснули.
– Значит, вы всё-таки считаете, что жить стоит?
Неожиданно для себя Орландо рассмеялся.
– Ведь жизнь - это акт любви.
Она довольно кивнула.
– Рада, что вы это сказали.
***
Солнце припекало совсем по-летнему. Ощущая на лице его тёплые поцелуи, Орландо с трудом верил, что ещё несколько часов назад мечтал больше никогда не существовать.
– Мне пора, - Мария протянула ему руку. - Спасибо за чудесное утро.
– Спасибо вам, - Орландо обеими руками сжал её ладонь.