Утра Авроры
Шрифт:
На Марии было свободное плотное платье, едва ли способное соперничать с облегающей лёгкой блузкой, которую Мария носила в тёплые сентябрьские дни. Это ослабило всегда напряжённый контроль Орландо за собой, о чём ему в скором времени пришлось пожалеть.
Он наблюдал за Марией, не отвлекаясь от сэндвичей, вина и фруктов. Относительно невысокие цены в заведении и увеличившийся заработок Орландо позволяли ему время от времени угощать Марию, хотя он и понимал, что она привыкла к ресторанам более высокого класса. Однако Мария всегда выглядела довольной; вот и сейчас, отпив вина, она потянулась к тарелке
Если бы Орландо вовремя остановил себя, его воображение не успело бы зайти так далеко. Но, разомлевший от вина и тепла, он, не ожидая от собственной фантазии такого предательства, молча смотрел на Марию, пока она брала с тарелки кусочки бананов, апельсинов и яблок, медлила несколько секунд, осторожно обхватывая их губами, словно пробовала впервые, и только потом клала в рот, прикрывая глаза от удовольствия.
Орландо вдруг понял, что не в силах отвести взгляд от её губ. Он знал, что не имеет права мечтать об этом, он не смел представлять этого даже наедине с собой; но ему вдруг совершенно отчётливо представилось, как эти же самые губы - кораллово-алые, как спелая черешня, как утренний восток, как розы, покрытые каплями росы, - смыкаются вокруг его собственной плоти. С трудом подавив судорожный вздох, Орландо перевёл взгляд под ноги. Нельзя позволять себе подобные мысли. Он выпил слишком много вина…
– Орландо? - прожевав кусочек, улыбнулась ему Мария. - Почему молчишь? О чём ты задумался?
– Да так… Ни о чём, - он вымученно улыбнулся в ответ, а её губы всё ещё манили его своей сладостной недоступностью, и Орландо с горечью пришлось осознать, что он пьян не вином, а его сил с каждой встречей становится всё меньше.
***
В начале декабря пришли первые холода, но встречи Орландо и Марии становились всё более частыми. В воскресные дни они часами гуляли по улочкам и набережной, иногда останавливаясь в какой-нибудь закусочной согреться горячим чаем или грогом. Они продолжали разговаривать о любви, хотя их отношения едва ли можно было назвать той самой любовью, которая связывает мужчин и женщин во всём мире.
– У меня никогда не было друга-мужчины, Орландо, - однажды с улыбкой сказала ему Мария. - Вернее, у меня были приятели в колледже, но это совсем другое. С ними я не смогла бы так открыто говорить обо всём. А мои рассуждения о любви они, скорее всего, сразу расценили бы как приглашение остаться на ночь.
– Наверняка им было бы непросто выдержать такой соблазн, - вырвалось у Орландо.
– Ты же выдерживаешь, - Мария серьёзно посмотрела на него, и было неясно, скрывалось ли в этом взгляде одобрение или осуждение.
– Мне тоже непросто, - еле слышно ответил он, не глядя на Марию.
– Хм… Я не знала. По тебе этого и не скажешь, Орландо.
– Я же тебе говорил, что я жуткий циник? Так вот, видимо, я ещё и притворщик.
– Иногда я не понимаю, шутишь ты или говоришь всерьёз.
– Я мог бы то же самое сказать про тебя.
Она вздохнула.
– Ладно… Давай не будем об этом.
Но Орландо вдруг почувствовал, что внутри у него лопнула какая-то струна. Причём лопнула давно, а он словно бы только сейчас это понял.
– Нет уж, будем.
Позже он не мог объяснить, что на него нашло, но какая-то странная злость - на себя самого,
Не так, совсем не так представлял он себе поцелуй с этой утончённой и прямолинейной женщиной! Но в голове словно чиркнули спичкой, и Орландо не мог остановиться. Вкус её губ опьянил его, как охотничью собаку опьяняет запах добычи. Его совершенно не заботило, хотела ли она этого; он даже не понимал, отвечает ли она на его поцелуй или же пытается вырваться, - ему вдруг стало всё равно. На миг ему показалось, что он овладеет ей здесь же, немедленно, не сходя с места, как вдруг единственная мысль, словно ведро ледяной воды, заставила его протрезветь. Что он делает?..
Он медленно отстранился, не смея смотреть Марии в глаза. Когда он всё-таки поднял взгляд, он подумал, что она сейчас влепит ему пощёчину, и поделом. Но она этого не сделала.
– Ты и правда ужасный циник, - тихо сказала она, не отводя взгляда.
– Прости, - выдохнул он, ругая себя последними словами, но не зная, что ещё можно добавить к этому вслух.
– Тебе ведь тоже было непросто, - бесцветным голосом ответила Мария. - Я только одного не понимаю, Орландо: почему ты не сказал мне раньше? Мы знакомы несколько месяцев; мне казалось, мы с самого начала понимали, что это значит. Я так долго ждала, что ты это сделаешь… Можно сказать, с самого первого дня.
Она развернулась и быстро зашагала прочь. Несколько секунд Орландо ошарашенно смотрел ей вслед, но, сделав очередной промах, он стал бы в её глазах настоящим ослом. Уже был.
Поэтому он мгновенно нагнал её и, взяв за плечи осторожно, но крепко, так, чтобы она не могла вырваться, заговорил:
– Мария… Пойми меня правильно… Я … не хотел осквернять… то, что есть между нами…
– Разве любовь может осквернить, Орландо?
Она непонимающе смотрела на него, и он понял, что проигрывает сам себе.
– К чему это рыцарство, Орландо? - тихо продолжала она. - Я так много говорила тебе о любви… Но любовь - это ведь не слова, правда? Когда ты поцеловал меня сейчас, я поняла, что все мои рассуждения - пустое по сравнению с этим… Разве ты этого не чувствуешь?
Он чувствовал. Чувствовал так же сильно, как в своих прежних снах, в которых желал её почти до боли. Поэтому он привлёк её к себе и прошептал, не спрашивая, но утверждая:
– Пойдём ко мне.
***
– А у тебя уютно, - произнесла Мария, оглядывая комнату, пока Орландо разжигал огонь.
– На самом деле тесновато и слишком по-спартански, - ответил он, вороша кочергой. - Но меня устраивает.
– Мне правда нравится. Мне нравится думать, что всё это связано с тобой. Что ты приходишь сюда вечером, садишься на кровать или за стол, смотришь на пламя… Может быть, думаешь обо мне…
Орландо встал и подошёл к ней, с удивлением осознав, что ощущает… волнение? С каких это пор он переживает перед близостью с женщиной?
– Я думаю о тебе даже больше, чем считается приличным, - улыбнулся он, медленно развязывая платок, стянутый красивым узлом у неё на груди.