Утраченное чудо
Шрифт:
Каин закашлял.
– Хотя доктор запретил тебе это, – невозмутимо продолжал гость, сунув руки в блестящих черных перчатках из дорогой кожи в карманы шинели. – Даже говорить с тобой об этом бесполезно. Ты, вероятно ждешь, когда какой-нибудь обломок пробьет тебе голову. Но что ты делал на молодом рынке в окрестностях парка Марата? Это другой вопрос. Что ты там искал?
– Ничего.
Господин Орис стал расхаживать перед табуретом.
– Прекрасно, вот вся благодарность за то, что мы сжалились над тем, кто даже на человека-то не похож.
– Сколько раз я говорил тебе,
Каин поник.
– Возводить, не обращая внимания, на слезы собственных детей и голод. И что же мы видим: небывальщина, химеры, странные чудовища порталов и ниш. То, чего никогда не было на земле и быть не могло, но мастера-богомазы заставляли людей поверить в небывальщину, рассказывая о терзавших их страхах и несчастьях, виной которым были их собственные домыслы и неспособность прокормить свои семьи, не обманывая людей. И чего теперь стоит так называемая красота, которую создавали мастера прошлого, что не может ни утолить голода, ни защитить саму себя?
Каин молчал, стараясь не смотреть в лицо господину Орису.
– И ты смеешь бродить там, где собирается отрепье, лишенное паспортов, замышляющее, быть может, новые революции? Над тобой, мальчишка, сжалились, иного слова я не нахожу, тебя, найденыша, хотят научить жить среди порядочных людей.
Каин закрыл лицо рукой.
– Но порой мне кажется, что это бесполезно. Мы позаботились о тебе, хотя совершенно не знали, кто ты. И все труды наши прахом. Возможно, правы были те, кто утверждал, что чудовища вроде тебя совершенно безнадежны.
– Господин Орис, простите! – взмолился Каин. Он нередко думал, что когда-нибудь господин Орис запросто заставит его признать белое черным. В том, что гость в синей шинели способен так повлиять на кого угодно, мальчик не сомневался.
– Я слышу это не в первый раз. Но я надеюсь, что ты помаленьку начинаешь понимать, что благодаря нам у тебя есть крыша над головой, пища для ума и тела. Разве не я водил тебя на праздники в зоопарк?
– Да, да я хорошо помню, как вы водили меня в зоопарк – быстро откликнулся мальчик, – Хоть и был тогда неумелым птенцом, не знающим как дойти от Правильной до Марты. Мне было интересно, почему все дети так смотрят на меня, а звери приблизились к прутьям.
Господин Орис что-то пробормотал себе под нос. Он не любил, когда его подопечный начинал говорить о себе.
Тень ухмылялась.
«Я снова окажусь в зоопарке» – с горечью подумал Каин.
– Две недели домашнего ареста! – гордо и громко подытожил гость.
– Но, господин Орис, я всего лишь шел к святой Марте, это же кратчайший путь! – встрепенулся Каин, испугавшись приговора.
– Ничего, в следующий раз сделаешь крюк, от тех мест надо держаться на расстоянии морской мили. Сколько можно повторять! И еще: ты должен, обращаясь ко мне, говорить отец, а не старомодное «господин», ибо я – наказывающий безнаказанных отец всех беспризорных, начальник полиции и почетный гражданин города, – отчеканил некто, стоявший
– Моя матушка была актрисой. Я хорошо помню эт, и только. Запомнить ваш титул у меня не хватает усердия. Может быть, он у вас слишком длинный?
Господин Орис побагровел и холодно посмотрел на Каина.
– Это все, что от тебя требуется, мальчик. Кстати, Платон помог мне повесить замок на твою воздушную дверь, – тут господин Орис зевну. – А насчет остальных дверей, если что, ключи от них будут у Платона.
Гость в синей шинели взял в руки свечу и, шагнув на гулкую металлическую лестницу, пробормотал еще что-то о невероятной худобе своего подопечного и о том, что неплохо бы внести сюда настоящую койку, в чем не было ничего удивительного: он всегда затрагивал перед уходом именно эти две темы. По лестнице спускались в темноту двое: господин Орис и тень господина Ориса, ничем не отличавшиеся друг от друга…
Дверь захлопнулась.
Глава 2
Ночной обход
– Платон, перестаньте, если вы думаете, что открыли Америку, вы ошибаетесь. Это просто одна из старых газетных басен. Цецилия Сапфир выступила в роли матери, а через какое-то время загадочно исчезла. Аплодисменты, занавес… Правда это или ложь, что это меняет? Пусть даже его маменька – королева Виктория, все равно никто на всем белом свете не обрадовался бы ему.
– Да что вы говорите! Он что-то напевает, когда один, у него есть флейта, и он играет на руинах святой Марты… Я знаю! Незаконно! Но ведь он даже человеком не признан.
– Ох, утомил, старый болтун…
Господин Орис остановился у трамвайного пути и стал ждать. Платон исчез где-то в темноте, когда в конце улицы появились огни. Нет, скорее это были желтые глаза пантеры, а она движется бесшумно.
Приближаясь быстро и плавно, машина вошла в освященную фонарями площадь. Казалось, это был обычный трамвайный вагон. Но стекол не было, и свет фонарей обозначил одежду и лица людей. Корпус был обшит листами рифленого металла и покрашен синей масляной краской. Желтым горел герб с изображением собачьей головы. Вагон вздрогнул и как-то удивительно быстро остановился возле господина Ориса.
Полицейские без формы, все с одинаковыми старыми ружьями, держались спокойно, почти нахально. Они были похожи на студентов, возвращающихся с занятий, но у каждого на груди в области сердца был пришит знак всех полицейских и служащих – человеческая ладонь с шестью пальцами. Нестройным разноголосым хором молодые люди приветствовали своего начальника. Господин Орис обхватил пальцами край не закрывающейся двери с криком: «Привет доблестному патрулю ночного обхода!». И вошел в трамвайный салон.
Вагон тронулся. Отовсюду смотрели лица, чумазые, белозубые…
– А какова сегодня добыча? – спросил господин Орис так, словно разговаривал сам с собой, но ответил ему все тот же нестройный хор. Начальник полиции указал пальцем на кого-то в толпе, и тут же над приутихшим гулом раздался непринужденный ответ:
– Одного трутня поймали с двумя чемоданами старых тряпок. Говорил, сжечь хочет память о прежней жизни. Но мы их, конечно, отняли. Решили, что неспроста этот старичок, на колдуна похожий, вылез из своего подвала, правда, не было у него ничего…