Утраченное чудо
Шрифт:
– Вы бы хоть отыскали его каморку, обыск там устроили, – мягко, почти по-отечески сказал господин Орис, – А то взяли мы одного неприметного такого, а он богомазом оказался…
– Так мы залезли, – перебил молодой человек. Он жил в котельной, и мы ничего не нашли там, кроме чёрного, как сажа, угля.
Раздался хохот.
– Смотрите внимательнее, ребятки, внимательнее…
Люди напоминали живые тени, которые отбрасывают вещи, освещенные ярким пламенем. Ветер трепал их одежду, найденную на чердаках или собственноручно сшитую из старых штор. На каждом лице читалась радость от уверенности в собственной правоте. «Да пропади они пропадом, эти старые басни, иконы и вечные двигатели, что не кормят
Начальник полиции в своей новой шинели, блестевшей мертвенным глянцем, был неподвижен, как статуя, навеки застывшая в своей форме.
– Так, а Дракона проведали? – значительней и строже спросил господин Орис с видом римского триумфатора, уверенного в том, что армия его боготворит.
– А как же! – ответил тот же бойкий юноша, что докладывал о старике. – Только его нет сейчас, видно, выслеживает или уже поймал кого-то в парке. В парке Марата.
Трамвай доблестного ночного обхода начал замедлять ход еще за два перекрестка до полицейского отделения и остановился, не доезжая до крыльца.
Господин Орис по-молодецки спрыгнул на землю и крикнул полицейским:
– Ребята, на углу Победы и Взрывников обнаружили новый подвал, осмотрите его завтра.
Затем господин Орис вошел в полицейское отделение, прошел по коридору, в котором царили тусклое освещение, пустота и беспорядок. Начальник полиции отпер обитую черной кожей дверь кабинета, вошел и уселся за стол, на который из окна лился уличный фонарный свет. Первым на доклад явился из соседней двери секретарь.
Он пришел с канделябром и сообщил, что происшествий нет.
– Как? – спросил начальник полиции своего похожего на гнома слугу. – Никаких событий в окрестностях парка Марата, ни стрельбы, ни возгласов, ни листовок?
– Нет.
Господин Орис нахмурился.
– Марта и Марат – сестра и брат, так кажется, гласит пословица?
– Точно-с. Но у Марты вот уже два года не было собраний.
«Плохо же они следят, – подумал господин Орис, – и еще хуже то, что наступило затишье».
Все было действительно на редкость спокойно. Оппозиция была смирной: не возмущалась, не возражала. Художники вели себя тише после того, как некоторых их товарищей уличили в рисовании карикатур на самого начальника полиции. Сейчас целая бригада молодых оформителей стремилась возвратить доверие властей, работая над плакатами для украшения главных зданий в день городского праздника. Нет, все было великолепно. Господин Орис любил хвастать, что стоит почтенной матери семейства заметить у дочери стихотворный дар, как она тут же обратится к нему в полицию. Настолько отлажена была жизнь добропорядочных граждан от школьной скамьи до пенсионного свидетельства, что им и в голову не приходило, что можно пожертвовать казенным жалованием ради книги сказок, а часами сна ради рукописи стихотворения… или мечты. Так поэмы, летописи, эскизы ненаписанных картин гибли, еще не появившись на свет, а те, что остались от прошлого, умирали на городских свалках без всякого вмешательства властей. Все шло ровно, аккуратно, правильно.
Начальник полиции ухмыльнулся, вспомнив одного писаку-арестанта, который, не имея ни карандаша, ни бумаги, выцарапывал ложкой на стене стихи. Ну что ж, на здоровье!
В черных окнах дома на противоположной стороне улицы не было ни одной свечи. Люди не опасались ночного обхода и не ждали его. Для того, чтобы зажечь посреди ночи свет, нужна важная причина. Но для чего иные чудаки пытаются урвать у сна два, три или четыре часа тогда, когда даже на обломках «святой Марты» дремлют призраки? Кто теперь скажет? Лишь высоко над городом, как точки свечного пламени, горели звезды.
Глава 3
Доктор
– Это
Каин попытался представить себе ее лицо, но у него ничего не вышло. Он совершенно ее не помнил. И в то же время был уверен, что прекраснее ее нет никого на свете. Да, она наверняка окружена сиянием красоты, заставляющей замереть сердце, от которой нежность льется в душу, точно теплая вода. Но вскоре, вспомнив о себе, он прогнал свой вымысел, единственную сказку, которую знал. На самом деле маменька ничуть не была похожа на него. И он на нее. Потому все так и случилось.
Но все равно приятно было думать, что у крылатого человека есть то, что есть и у самого обыкновенного горожанина. Каин временами пытался отыскать фотографию Цецилии Сапфир, прекрасно понимая, что если этого не сделать, то он сам себя измучает. За это он и поплатился домашним арестом. Что ж, о фотографии придется на время забыть.
– И все-таки, на кого я похож?
– Всего одно родимое пятнышко на фотографии, и душа была бы спокойна, это же верный признак того, что я кому-то родной, – размечтался мальчик. – О, как было бы здорово. Но за всю жизнь ни приметы, ни знака, ни весточки. Ни одного человека, похожего на меня…
На самом деле в городе, где было много Альбертов, Шульцев, Якобов, Майеров, он был единственным, кто носил имя Каин. И не раз, когда господин Орис окликал его на приеме у мэра или в ратуше, служащие, чиновники и их жены гнусно посмеивались. Крылатый человек не знал, что означает его имя, но догадывался, что, скорее всего, что-то очень дурное.
Но, может быть, дело не в имени, а в том, кто его носит? В городе немало мальчиков, но когда господин Орис произносит слово «мальчик», обращаясь к нему, хочется улететь подальше, спрятаться где-нибудь на чердаке и долго никому не показываться. О да, господин Орис может убедить кого угодно, что белая вещь черна.
Рядом с крылатым человеком лежала его флейта.
«Попробовать снова?» – спросил он себя. Он нащупав флейту, поднялся на ноги, поднес ее к губам. Он играл тихо, но башня вздрогнула до самого основания, и освобожденное эхо полетело наверх, раскачивая шестеренки. Вниз откуда-то посыпалась пыль. Когда мелодию стало передразнивать мерное поскрипывание какой-то шестеренки, Каин прекратил играть. Бывает, что все вокруг тебя помогает, бывает наоборот. Когда играешь на камнях святой Марты, становится еще тише, чем обычно: камни слушают. Там обычно холодно, продувает ветер, но ты чувствуешь, как флейта теплеет от твоего дыхания.
Незадачливый флейтист сунул флейту под половицу и от нечего делать прошелся вниз головой по оси огромной шестеренки. Он не закончил мелодию, она настойчиво звучала у него в голове. Внезапно Каин услышал далекий приглушенный стук, не имеющий отношения к его тайной музыке. Он узнал бы этот звук даже сквозь шум всех рынков города.
Кто-то поднимался по лестнице.
«Нет, не кто-то, а два человека, точно два».
Каин во что-то уткнулся макушкой.
Раздался скрежет нырнувшего в прорезь ключа. Мелодия ныла, она все еще звала его. Щелчок-первый поворот. Каин заставил себя сесть на пол. Второй поворот, третий. Дверь распахнулась. Первым был господин Орис, громко говоривший кому-то, кого не было видно: