Увечный бог
Шрифт:
Оставив в одиночестве второго малазанина, сражавшегося сразу с тремя коланцами. Еще двое подкрадывались сзади.
Одинокий стойкий защитник сразил поющим лезвием одного. Потом искалечил второго, разрезав бедро до кости.
Топор коснулся его со стороны щита - но только щита у морпеха не было. Рука отвалилась от плеча. Полилась кровь, солдат отступил и зашатался. Второй выпад рассек ему шею.
Малазанину как-то удалось вонзить острие меча в горло своему убийце - кончик вышел из затылка. Они упали,
Когда двое коланцев пошли к Увечному Богу, поднимая клинки, арбалетный болт свистнул, поразив обоих.
Бог услышал стук и шелест сапог, кто-то опустился рядом - бог повернул голову к коленопреклоненному спасителю, взглянул в глаза капитану Скрипачу.
– Они коснулись тебя, Повелитель?
Увечный покачал головой.
– Капитан, ваши солдаты...
Скрипач отвернулся, словно раненый словом, и встал. Натянул тетиву арбалета, глядя на брешь. Глаза расширялись.
– Еж!
– крикнул он.
Еж наткнулся на изрубленные тела Шпигачки и Ромовой Бабы. Тропа под ними была завалена трупами, но дальше он видел солдат Колансе, расчищающих путь. Еще миг - и будут здесь.
"Слишком много. Так твою..."
Сколько они дерутся? Ни малейшего понятия. Сколько было атак? Похоже, сотни, хотя это невероятно - над головами еще солнце. Угасающее, да, но все же...
Следя за толпами внизу, за толпами, что были все ближе, он вытащил мешок из кучи вещичек у тела Скованного Бога. Взял долбашку. "Всегда храни одну. Всегда. Обет сапера. Уходя, забирай ублюдков с собой!"
Он поднял припас над головой.
Сзади Скрипач неистово выкрикнул его имя.
"Ах, дерьмо. Прости, Скрип".
Еж рванулся по тропе навстречу массе коланцев.
Услышал, что сзади кто-то бежит, и остановился.
– Скрип, чтоб тебя! Нет! Назад!
Но друг бросился на него. Оба чуть не упали, долбашка вылетела из рук Ежа.
Саперы не стали приседать и прятаться - они стояли и смотрели, как припас лениво прорезает кривой путь над солдатской толпой - как летит над качающимися железными шлемами... Как ударяется об один, словно зрелый кокос.
И разбивается, вываливая бесполезный карминовый порошок.
Саперы уставились друг на друга - лица разделяла едва ли пядь - и одновременно крикнули: - Тю!
И тут же малазанин пробежал рядом, гремя доспехами - парень ростом ниже самого Релико, но бледнокожий и тощий. Уши торчали по сторонам узкой головы. Он явил им блеклую, кривозубую улыбку.
– Защитю ваши спины, господа. Идите вверх!
Скрипач смотрел на него.
– А ты кто, Худа ради?
Солдат ответил с обидой: - Я Непотребос Вздорр,
Скрипач повернулся и потащил Ежа по тропе. С вершины уже тянулись руки - там были Тарр, Бутыл, Улыба и Корик. Лица морпехов были необычайно бледными. Мертвяк тоже прибежал, упал на колени у тел Шпигачки и Ромовой Бабы - потом поднял голову и что-то буркнул Тарру.
Кивнув, сержант подтянул Ежа и Скрипача на обрыв.
– Мы позаботимся о бреши, сэры.
Скрипач схватил Ежа за руку и отвел в сторонку.
– Скри...
– Заткни хлебало!
– Он кипел от злости.
– Думал еще раз?..
– Похоже было, что нам конец!
– Нам никогда не конец, чтоб тебя! Мы их отогнали, слышишь? Они отходят - мы снова их отогнали!
Ноги Ежа вдруг стали как бы жидкими, он плюхнулся на зад. Вокруг сгущался сумрак. Он слушал хрипы, ругань, резкий кашель. Огляделся: все вокруг тоже сидели, уже не на что ни способные. Он вздохнул, как всхлипнул.
– Боги, сколько у тебя осталось солдат?
Скрипач лежал, прислонившись спиной к упавшему камню.
– Может, дюжина. У тебя?
Еж задрожал.
– Сержанты были последними.
– Они не мертвы.
– Чего?
– Изрублены, да. Но только без сознания. Мертвяк думает, от теплового удара.
– Тепло... боги подлые, я велел выпить всё что есть!
– Они бабы крупные, Ежик.
– Последние Сжигатели Мостов.
– Да, Ежик, твои последние Сжигатели.
Еж открыл глаза, поглядел на друга - но глаза Скрипача были закрыты, лицо обращено к темнеющему небу.
– Правда? Что ты сказал?
– Правда.
Еж опустился на землю.
– Думаешь, мы снова сможем их остановить?
– Разумеется, сможем. Слышь, другой долбашки нет?
– Нет. Худ побери, я носил ее всю дорогу. И всю дорогу она была тухлой!
Лица мелькали за веками Скрипача. Спокойные в смерти, хотя память хранит так много живых черт - черт жизни, запертой отныне лишь в черепе Скрипача. И там они останутся, открой он глаза - а он еще не готов, ибо увидит лишь здешнюю тишину, лишь пустоту.
Он знал, в каком мире хотел бы жить. Но ведь людям выбора не дается, верно? Если только они сами не убьют искру в своей душе. Выпивкой, сладким дымом забвения... все это лишь ложные грезы, насмешка над грезами истинными, над жизнями ушедших.
Вокруг дыхание стало менее хриплым, стоны замолкли - всем перевязали раны. Даже те, что сохранили способность двигаться, сидели спинами к камню, как и он. Слишком утомленные.
По склонам доносились тихие, потерянные стоны и крики раненых коланцев. Малазане убили сотни, ранили еще больше, но нападающие не унялись. Холмик словно стал последним островом в мире мятежных морей.