Увечный бог

Эриксон Стивен

Онрек Т'эмлава стоял справа от жены. Ульшан Праль присел в нескольких шагах слева от Кайлавы. Перед ними было кривое, разрушающееся здание. "Умирающий Дом, твой котел треснул. Семя было с пороком".

Кайлава обернулась, услышав его; темные глаза сощурились, словно у решившей поиграть хищной кошки.
– Думала, ты поднял паруса, Удинаас.

– Карты никуда не ведут, Кайлава Онасс, а лоцман не ориентируется посреди равнины. Интересно, есть ли зрелище унылей разбитого корабля?

Онрек сказал: - Друг Удинаас, жду твоей мудрости. Кайлава говорит

о пробуждении Джагутов, о голоде Элайнтов, о никогда не дрожащей руке Форкрул Ассейлов. Рад Элалле и Сильхас пропали - она их не чует и предполагает худшее.

– Мой сын жив.

Кайлава подошла ближе.
– Тебе не дано знать.

Удинаас пожал плечами: - Он взял от матери больше, чем Менандора могла вообразить. Представ перед малазанским колдуном, она решила обрушить на него свою силу... что ж, это был не единственный роковой сюрприз того дня.
– Взор его упал на черные пятна. "Что стало с нашим славным подвигом, Фир? С актом спасения, ради которого ты отдал жизнь?

""Не бросай я вызов себе, не отдавай этому сражению всё, что имею - давно склонилась бы голова перед суждением мира". Но суждение мира жестоко..."

– Мы задумываем уход из этого мирка, - сказал Онрек.

Удинаас глянул на Ульшана Праля: - Ты согласен?

Воин поднял руку, делая череду текучих жестов.

Удинаас хмыкнул. "До слова, до песни было вот это. Но рука говорит на ломаном языке. Шифр принадлежит позе. Присел, словно кочевник. Не боится путешествий, открытия нового мира. Возьми Странник, такая невинность ранит душу".– Вам не понравится то, что найдете. Самый яростный зверь этого мира не сравнится с моими сородичами.
– Он сверкнул глазами.
– Онрек, как ты думаешь, зачем был тот Ритуал, укравший смерть у вашего народа?

– Слова ранят, но Удинаас говорит правду, - зарычала Кайлава. Она снова поглядела на Азат.
– Мы сможем защитить врата. Остановить их.

– И умереть, - продолжил Удинаас.

– Нет, - бросила она, резко разворачиваясь.
– Ты уведешь моих детей, Удинаас. В свой мир. Я останусь.

– Я думал, ты сказала "мы", Кайлава.

– Призови сына.

– Нет.

Ее глаза засверкали.

– Найди кого-нибудь иного для последней битвы.

– Я встану рядом с ней, - заявил Онрек.

– Нет, - прошипела Кайлава.
– Ты смертный...

– А ты нет, любимая?

– Я Гадающая по костям. Я родила Первого Героя, ставшего богом.
– Лицо ее исказилось, но лишь отчаяние плескалось в глазах.
– Муж, я действительно призову союзников. Но ты, ты должен идти с нашим сыном, как и Удинаас.
– Она ткнула когтистым пальцем в летерийца: - Веди их в свой мир. Найди место...

– Место? Кайлава, они будут походить на зверей в моем мире... МЕСТА НЕ ОСТАЛОСЬ!

– А ты найди.

"Слышал, Фир Сенгар? Мне не придется стать тобой. Нет, я стану Халлом Беддиктом, еще одним обреченным братом. "Идите за мной! Слушайте мои обещания! И умирайте".
– Ничего нет, - сказал он, и горло сдавило горе.
– Во все мире... ничего. Мы не оставили

одиноких мест. На веки веков. Имассы могут присвоить себе пустые земли, да, пока кто-то не кинет на них завистливый взор. И не начнет их убивать. Собирать кожи и скальпы. Они отравят вашу пищу. Изнасилуют дочерей. Всё во имя замирения или переселения - что там выплюнут изо ртов эти уклончивые бхедрины. Чем скорее вы умрете, тем лучше: они смогут забыть, что вы вообще существовали. Вина - первый сорняк, который мы выпалываем, чтобы сад был чистым и опрятным. Мы так привыкли, и вам ничего не изменить. Как и прежде. Никому не дано...

Лицо Кайлавы было слишком спокойным.
– Вас можно остановить. И вас остановят.

Удинаас качал головой.

– Веди их в мир, Удинаас. Сражайся за них. Я не намерена пропасть здесь. Если вообразил, что я не могу защитить своих детей, тогда ты меня совсем не знаешь.

– Ты обрекаешь меня, Кайлава.

– Призови сына.

– Нет.

– Тогда ты сам себя обрекаешь, Удинаас.

– Ты будешь так же спокойна, когда моя участь затронет твоих детей?

Когда стало очевидным, что ответа не будет, Удинаас вздохнул и отвернулся, направившись наружу, в холод и снег, в белизну замерзающего времени. К его отчаянию, Онрек пошел следом.

– Друг мой.

– Прости, Онрек, я не могу сказать ничего утешительного, успокоить твой разум.

– Но, - прогудел воин, - ты думаешь, что знаешь ответ.

– Едва ли.

– И тем не менее...

"Толчок Странника, это безнадежно. Ох, смотрите на меня: такой решительный шаг. Веди же нас всех, да. Халл вернулся, чтобы повторить сонм преступлений.

Все еще охотишься на героев, Фир? Лучше отвернись".

– Ты поведешь нас, Удинаас.

– Кажется.

Онрек вздохнул.

За пастью пещеры на них обрушилась снежная буря.

***

Он искал путь наружу. Он выбросил себя из схватки. Но даже сила Азата не разрушит Аграст Корвалайн, и он был сброшен, разум его разбит, куски тонут в море чуждой крови. Оправится? Тишина не знала точно, но решила не дать такого шанса. К тому же скрытая в нем сила остается опасной, угрожает их планам. Ее могут использовать против них. Неприемлемо. "Нет, лучше повернуть оружие, взять в руку и воспользоваться в битве с врагами (знаю, скоро я их встречу). А если не возникнет нужды - убить его".

Но пока ничего еще не случилось, ей придется сюда вернуться. "И сделать то, что следует. Сделала бы сейчас, если бы не риск. Пробудись он, заставь меня... нет, слишком рано. Мы еще не готовы".

Тишина стояла над телом, изучая его - угловатые черты, клыки, слабый румянец, намекающий на жар. Потом она сказала предкам: - Возьмите его. Свяжите. Сплетите колдовство - он должен оставаться без чувств. Риск пробуждения слишком велик. Я вскоре вернусь. Возьмите его. Свяжите.
– Звенья цепей поползли змеями, вонзаясь в твердую почву, скручивая руки и ноги, захватывая шею и торс, распиная на вершине холма.