Уютная душа
Шрифт:
Кости черепа сильно кровоточат, и единственный способ остановить кровотечение — залепить воском просвет сосуда.
— Что бы вы ни говорили, признайтесь, что Таня благотворно влияет на меня, — сказал Дмитрий Дмитриевич, ограничивая операционное поле. — Раньше вы ни за что не стали бы разговаривать со мной так, как сейчас, просто побоялись бы. Наверное, чувствуете, что благодаря ей я стал похож на человека.
Ирина Анатольевна фыркнула:
— Да вы и раньше были похожи на человека. Просто других людей не любили.
Миллер зашил кожу
Таня неестественно прямо сидела на диване и пила чай, держа кружку в левой руке.
— Как же это вас угораздило? — Он присел перед ней на корточки. — Зачем вас понесло на эту идиотскую прививку?
— А как же? Меня бы к работе иначе не допустили.
— Кто вам внушил такую чушь?
— Но у нас в тюремной больнице нечего было и мечтать выйти на работу без допуска от врача.
Миллер в ужасе посмотрел на нее. Господи, она работала в тюремной больнице, среди зеков! Там, где воздух кишмя кишит туберкулезными палочками. Где содержатся воры и убийцы, психопаты, которым может прийти в голову все, что угодно! Неужели ее муж разрешил ей там работать?
Будь Таня его женой, Миллер скорее бы умер, чем позволил ей переступить порог тюремной больницы! Наверное, она недавно вышла замуж, и муж настоял, чтобы она сменила работу, вот она и появилась в клинике. Нет, не сходится, она сказала, что замужем давно…
— Как вы себя чувствуете? Я могу вам помочь?
Таня вдруг рассмеялась:
— Хорошо, что у вас нет при себе апельсинов или банки малинового варенья, а то я могла бы заподозрить неладное.
— Таня…
Он взял у нее кружку и поставил на стол. Еще секунда, и он поцеловал бы ее, но тут в сестринскую вошла Ирина Анатольевна.
Скользнув равнодушным взглядом по коленопреклоненному Миллеру и покрасневшей Тане, старшая медсестра надела поверх хирургической робы парадный халат и закурила любимый «Беломор».
— Ну как ты? — спросила она. — Температура спала?
Миллер не удержался, потрогал Танин лоб и отрапортовал, что нет, не спала.
— Знаешь, жаропонижающие тебе давать не хочется, иммунитет портить. Ты бы полежала пока, а вечерком Чесноков тебя домой отвезет.
— Я не могу лежать, — хихикнула Таня.
— Черт! Дмитрий Дмитриевич, вы же врач, посмотрели бы: вдруг там у нее нарыв?
— Да не надо.
— Не бойся, Дмитрий Дмитриевич вроде бы сегодня добрый. Я, конечно, не могла заменить ему тебя, но постаралась ничем не разгневать.
— Вы были великолепны, — галантно вставил Миллер. — Давайте, Таня, я посмотрю вас. Пойдемте ко мне в кабинет. Я вас уложу потом на свою кушетку, она с валиками, найдем удобное положение.
— Да уж идите, — захохотала Ирина Анатольевна, — давно пора. Это же святой долг хирурга — уложить сестру, с которой он оперирует, на свою кушетку.
Миллер почувствовал, что краснеет, а Таня и так уже была как помидор.
— Валериан Павлович целый день сидит у Тамары Семеновны, я тоже пойду в отделение, так что вы сможете спокойно отдохнуть. Если бы не наш новый заведующий, я прямо сейчас командировал бы Чеснокова, чтобы
— Интересно, а если она захочет в туалет?
— Позвонит мне на трубку, я приду и открою.
Оказавшись с Таней наедине, Миллер сообразил, что для осмотра ей придется снять кофточку. Сможет ли он выдержать это испытание? Он боялся обмануть Танино доверие, ведь, раздевшись перед ним, она будет думать, что он смотрит на нее как врач…
Но давать задний ход было уже поздно. Посмотреть место прививки необходимо — возможно, температура и боль связаны не с реакцией организма, а с нагноением, поскольку нельзя поручиться, что прививка была сделана с соблюдением всех правил асептики. Оставлять Таню без медицинской помощи нельзя, а идти за другим врачом — все равно что прямым текстом признаться в своих чувствах. Если бы Криворучко пребывал на рабочем месте, можно было попросить о помощи его, как более опытного врача. Но Валериан Павлович, судя по всему, распивал чаи со своей любимой сестрой-хозяйкой…
Собравшись с духом, Миллер попросил Таню раздеться до пояса. «Хорошо еще, что прививку от дифтерии делают под лопатку», — мрачно подумал он.
Рука у Тани почти не двигалась, и ему пришлось помогать ей снимать кофточку. К концу этого священнодействия он был близок к обмороку.
Он задыхался и почти ничего не видел от любви, не ощущая при этом ни малейшего вожделения. Ему просто хотелось целовать эти полные белые плечи, потом уткнуться носом в ложбинку между грудей…
Вместо этого он грубовато развернул Таню спиной к себе и дрожащими руками расстегнул бюстгальтер. Голова кружилась, и вообще хотелось плакать, но он заставил себя сосредоточиться и принялся осторожно ощупывать место инъекции.
— К счастью, нагноения нет. Иммунитет у вас хороший, а прививка, наоборот, плохая, тяжелая. Администрация не балует нас импортной вакциной, закупает российскую по бросовой цене. Рука не работает потому, что на прививку отреагировали подмышечные лимфоузлы. Через пару дней должно пройти, — пробормотал он. — Сейчас помогу вам одеться.
Застегнул лифчик, и тут ему стало настолько плохо, что пришлось вскочить со стула и отвернуться к стенке.
«Ё-моё, я же взрослый человек, а веду себя как пионер!» И для укрепления духа Миллер мысленно выругал себя последними словами. Не помогло. Он чувствовал, что если сейчас обернется, то или бросится целовать Таню, или голова его просто лопнет.
— Простите, Таня, вы можете одеться самостоятельно? — глухо спросил он. — Я… я смущен, и при взгляде на вас у меня возникают совсем не докторские мысли.
— Ой! Я сейчас! Одну секунду…
— Не спешите. Я выйду, а вы спокойно одевайтесь. Но, если вам тяжело, я помогу.
— Все в порядке… — Судя по голосу, Таня была смущена не меньше его.
В этот момент дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Максимов. При виде неодетой женщины любой нормальный мужчина извинился бы и закрыл дверь с той стороны, но Максимов продолжал стоять на пороге.