Узбекские народные сказки. Том 2

Афзалов Мансур Иноятович

На дороге они увидели толпу любителей петушиных боев. Петухи дрались, а любители бились об заклад. Каль тихо сказал:

– Мать, я сейчас превращусь в петуха, продай меня за тысячу тенег и иди домой, а я потом догоню тебя.

– Эй, оставь эти глупости, идем отсюда, – возразила старушка. Тогда Каль перекувырнулся и превратился в коня. Мать испугалась и бросилась по дороге, но конь не пускал ее.

– Ну, какой я? – спросил конь голосом Каля.

– Э, сынок, ты хороший. Превращайся в петуха, я продам тебя, – пролепетала испуганная мать.

Каль превратился в петуха.

Мать взяла его за пазуху и пошла. Тут один из любителей спросил ее:

– Эй, бабушка, продаете петуха?

– За тысячу тенег, дешевле не отдам, – ответила старушка.

Юноша купил за тысячу тенег петуха, а мать Каля пошла своим путем.

Каль схватился с одним петухом, ударил его шпорой и убил. Подрался со вторым – и его убил. С третьим он так же расправился.

– Дайте-ка я посмотрю петуха, – сказал обрадованный хозяин, но только подошел, как вдруг Каль вспорхнул, пролетел над ним и сел по другую сторону забора.

Там он принял свой человеческий вид и пошел своей дорогой.

– Эй, Плешивый, не видел петуха? – спросил расстроенный хозяин.

– Какой-то красный петух пролетел вон туда, – ответил Каль.

Скоро он нагнал мать и заговорил с ней:

– Матушка, завтра в базарный день я превращусь в верблюжонка. Выведите его на базар и просите десять тысяч тенег, только не продавайте с веревкой.

Утром Каль перекувырнулся и превратился в верблюжонка. Мать повела его на базар. Подошел Катламахур и давай торговаться.

– Сколько просишь за верблюжонка? – спросил он.

– Тысячу тенег, не меньше, – ответила она.

Заплатил Катламахур тысячу тенег и хотел увести верблюжонка, но старуха крепко ухватилась за веревку и не отдавала ее.

– Сколько заплатить за веревку? – спросил Катламахур.

Старуха запросила десять тысяч тенег. Мастер заплатил. Верблюжонок только грустно поглядел на мать и, не вымолвив ни слова, заплакал.

А Катламахур срезал у реки здоровый сук и бил верблюжонка по спине до тех пор, пока не сломал его. Дома Катламахур окликнул дочь:

– Эй, Бахтикара, вынеси-ка мой кинжал, мне надо зарезать верблюжонка.

Девушка вышла с кинжалом, посмотрела и узнала в верблюжонке Каля. Она спрятала кинжал в рукав и сказала:

– Отец, я не нашла кинжал.

– Иди сюда, подержи верблюжонка, я сам найду, – сказал Катламахур.

Подбежав к верблюжонку, Бахтикара перерезала веревку на его шее и шепнула:

– Беги!

Когда Каль убежал, она воскликнула:

– Отец, верблюжонок вырвался!

Выскочив на улицу, Каль перекувырнулся, превратился в голубя и полетел. Катламахур принял образ ястреба и погнался за ним.

Каль превратился в распустившийся цветок на чалме падишаха. А Катламахур превратился в придворного поэта и начал, играя на домбре, декламировать поэму. Падишаху понравилась поэма, и он сказал:

– Эй, поэт, проси все, что твоей душе угодно, – исполню!

– Я хочу, чтобы вы преподнесли мне цветок из вашей чалмы, – отвечал поэт.

– Хороший, пахнет, – проговорил падишах, понюхав цветок. Затем он подозвал мальчика и приказал ему:

– На, передай этот цветок поэту, пусть понюхает и вернет.

Поэт

только хотел понюхать цветок, как колючка впилась ему в нос.

Цветок понюхали жена и дочь падишаха, но ничего с ними неприятного не случилось. Дочь падишаха сказала отцу:

– Я не отдам цветок поэту.

Катламахур протянул руку, чтобы схватить цветок, но тут он рассыпался по земле просом. Одно зернышко закатилось в туфлю падишаха, другое превратилось в шакала, а третье в коршуна. Катламахур стал курицей и принялся клевать просо, но шакал вцепился в крыло курицы. Катламахур вырвался и сделался цыпленком, но цыпленка растерзал ястреб. Тут Катламахуру пришел конец.

– Ассалям алейкум, мой падишах, – поздоровался Каль и вернул себе человеческий вид. – Вот это и есть то самое ремесло, которого никто не знает. Теперь отдадите свою дочь за меня?

Падишах устроил на сорок дней и сорок ночей пир-веселье и выдал свою дочь за Каля. Так Каль достиг исполнения желаний.

Перевод А. Мордвилко.

ШАЙТАН

Весною, в тот день, когда прилетели ласточки, погнал я в поле быков пахать. Прошел шагов семь, вдруг передо мной какая-то ямка на дороге. Остановился я, посмотрел, вижу – на дне уголек лежит. Взял я этот уголек, завязал в тряпочку и повесил ее быку на рога, а сам лег и заснул. Когда я проснулся, пошел в хлев и развязал узелок. Выскочило из тряпочки что-то, похожее на шайтана. Сам высокий, глаза как тарелки, рот до ушей, на голове у него шапка, да такая, что уши у нее длинные как руки. Выскочил этот шайтан, забрался в ясли и лег там. У меня со страху душа в пятки ушла.

Вдруг этот черт вылез из яслей, подскочил ко мне с одного боку, потом с другого, скривил голову набок и тихонько толкнул меня. Я разозлился, сорвал у него с головы шапку и убежал. Шайтан – за мной. Бежал я по улице и, не помня себя от страху, забежал в мечеть. Черт чуть-чуть меня не догнал, но в мечеть не пошел. Стоит у порога и просит меня, упрашивает:

– Не обижай меня, отдай шапку!

Но я говорю: «Нет!» Стоим так, он на меня смотрит, я на него смотрю. Наконец шайтан говорит мне:

– Давай будем дружить!

Пожалел я черта и говорю ему: «Ладно!» Вышел я из мечети и пошел за ним. Мы друг друга видим, а нас никто не видит. Шайтан говорит мне:

– Друг, я тебя сейчас поведу к одному баю на угощенье. Можешь не кушать, но посмотришь на мои проделки. Увидишь, что шайтан делать может.

Повел он меня в богатый байский дом. Большие ворота были открыты настежь. Шайтан вошел в них, я за ним иду. Смотрю – две собаки, большие-пребольшие, с ишака ростом, вытянулись и лежат. А шайтан хоть бы что, пнул их ногой и прошел. Собаки поднялись, смотрят во все стороны, но, не найдя никого, опять легли, задремали. А мы вошли в дом. Шайтан меня видит, и я его вижу, а нас никто не видит. Шайтан мне говорит: