В битвах под водой
Шрифт:
Перевалило уже за полночь, когда я, наконец, спустился в центральный пост и пошел в свою каюту. Но в отсеке меня встретил матрос Свиридов и попросил взглянуть на очередной боевой листок.
Листок открывался большой карикатурой: "Малютка" изображалась в виде крокодила, проглатывающего баржу. Внутри крокодила были отсеки. В одном из них сидел трусливый Поедайло и, закатив глаза, молился изображению буйвола, по самые рога погрузившегося в воду у берега нашей протоки. Механик и боцман с самодовольными
– Мне кажется, здесь пахнет бахвальством, товарищ комсорг. А как вы считаете?
– спросил я.
– Немножко есть, - нехотя согласился Свиридов, - зато смешная.
– По-моему, и с Поедайло вы переборщили. Не стоит его так...
– Нет, стоит, стоит, товарищ командир. Он такой болтун! Его ничем не проймешь. Разрешите, товарищ командир?
– Что разрешить?
– не понял я.
– Пробрать его.
– Проберите, кто вам запрещает?! Но имейте в виду, Поедайло сам очень сильно переживает... и надо знать меру во всем.
– Есть, товарищ командир!
– у Свиридова заблестели глаза.
– Переделать карикатуру.
– Ладно, оставьте так. Жалко, много труда затрачено. Кто рисовал?
– Костя Тельный. Ему старшина Гудзь, правда, помогал... Учит любить труд, - с усмешкой пояснил комсорг. Не успел уйти Свиридов, как явился Каркоцкий. Он доложил о неправильном поведении части подводников. Особенно ему не нравился Гудзь, который излишне нервировал своих подчиненных.
– Надо бы пробрать как следует этого губернатора отсека, - закончил парторг.
– Поговорите с Цесевичем, - посоветовал я.
– Поставить на место старшину, конечно, следует, но пусть это сделает сначала его непосредственный начальник. Если не поможет, пустим в ход тяжелую артиллерию общественности.
Разговор коснулся и Поедайло. Каркоцкий считал, что "Малютку", как подводную лодку, одержавшую первую боевую победу, в базе будут встречать с большим почетом. И люди, склонные к зазнайству, могут не в меру распоясаться. Под такими людьми старшина имел в виду прежде всего Поедайло.
– Раз он трус, то, конечно, зазнайка и пьяница, - утверждал парторг.
– У нас он еще ни разу не напился.
– У нас он еще ни разу и не увольнялся...
– Напьется, посажу под арест.
Каркоцкий был прав: в базе нас встретили с большими почестями. Несмотря на ранний час, подводники всего соединения выстроились на палубах кораблей, украшенных флагами расцвечивания.
Лишь только нос лодки приблизился к плавбазе, я стремительно поднялся по трапу на палубу корабля и отдал рапорт комдиву.
– Товарищ капитан второго ранга, - произносил я слова рапорта, стараясь, чтобы голос мой не дрогнул, - подводная лодка "Малютка" вернулась
Принимая рапорт. Лев Петрович смотрел на меня так, как смотрит отец на сына, выдержавшего трудный экзамен.
За официальной частью последовали дружеские поздравления и пожелания. На "Малютку" устремилось так много людей, что, казалось, и одну десятую их не вместят ее тесные отсеки.
Однако не только радости ждали нас в базе. Пока мы были в походе, на фронтах Великой Отечественной войны события развертывались со стремительной быстротой и очень неудачно для нашей Армии и Флота. А мы, находясь в море, ничего не знали, так как не слушали последних известий.
Комиссар дивизиона подробно рассказал нашему экипажу о последних событиях. Только непоколебимая вера в правоту нашего дела, в силы нашего народа и в мудрость Коммунистической партии поддерживали в нас бодрость духа, когда мы узнали о новых оставленных нашими войсками городах и селах.
Это были самые тяжелые дни Великой Отечественной войны, когда опьяненные временными удачами немецко-фашистские войска рвались вперед.
Пал героически сражавшийся с превосходящими силами врага Севастополь. Гитлеровские полчища устремились на Кавказ и подошли к Моздоку. Началась ожесточенная битва на подступах к Сталинграду. Враг подошел вплотную к великому городу Ленина, защитники которого поразили весь мир своей стойкостью и героизмом.
Над нашей Родиной нависла грозная опасность.
Экипаж "Малютки" и не помышлял об отдыхе. Рано утром следующего дня началась подготовка к новому походу. После утреннего доклада командиру дивизиона я возвратился на лодку. Работы на корабле были в полном разгаре. Проверялись и испытывались механизмы, приборы и боевая техника, устранялись мелкие неисправности.
– Товарищ командир, матрос Поедайло вернулся с берега с фонарем и большой шишкой на голове, - доложил мне механик, как только я поднялся на мостик.
– Что за фонарь?
– не понял я.
– Синяк под глазом. И то и другое, вероятно, результат воздействия палки или какого-нибудь другого твердого предмета, примененных при обороне, доложил Цесевич.
– А как он сам объясняет свое состояние?
– Говорит, что упал... но врет, конечно.
– Передайте, чтобы во время перерыва явился ко мне.
– Перерыва в работе никто не желает. Может быть, сейчас вызвать?
– Нужно, чтобы на корабле соблюдался порядок. Перерывы должны быть перерывами, а работа работой!
В те тяжелые дни люди работали, забывая даже о минимальном отдыхе. И, чтобы сохранить силы личного состава, мы буквально заставляли людей отдыхать.