В боях за Карпаты

Венков Борис Степанович

Сквозь дымку я уже вижу обе стаи «юнкерсов». Хотя и идут на­встречу в прежнем порядке, однако их строй не такой плотный и спокойный, какой был у первых двух стай. Очевидно, знают о судьбе своего первого эшелона и встревожены. Неожиданно для нас «мессершмитты» тоже отвернулись от «юнкерсов» и помчались в сто­рону, куда ушел Лазарев. Наверно, заметили бой «фоккеров» с «яка­ми» и хотят помочь своим поскорее расправиться с парой Лазарева. Какое благородство! Лучшего для нас и желать не надо. Теперь бом­бардировщики совсем без охраны, но только на короткое время — вражеские истребители поймут свою ошибку и возвратятся для защи­ты бомбардировщиков. А их — две группы. Теперь последовательно

бить их четверкой у нас нет времени. Разделимся попарно? Конечно. Коваленко разобьет заднюю группу, а мы — переднюю. А если не успеет? Должен! И я, разворачиваясь для удара, уверенно передаю:

— Коваленко, бей задних «лапотников», мы с Хохловым — пере­дних!

На встречных курсах сближение происходит быстро. Я чуть опоздал с разворотом и могу неудачно занять позицию для атаки, поэтому резко кручу машину, чтобы оказаться под первой группой бомбарди­ровщиков. От перегрузки тускнеет солнце. Перестарался. Медлить, однако, нельзя. Разворачиваюсь по интуиции, не видя ничего. Опаса­ясь столкновения с «юнкерсами», проваливаюсь вниз и выхожу из разворота. В глазах снова свет. «Юнкерсы» надо мной. Удачно. И по­ка не мешают фашистские истребители!

— Я бью левое крыло, Хохлов — правое!

Близко и вторая стая. Сейчас ее пушки смотрят на нас. А на этих «юнкерсах» могут быть 37-миллиметровые пушки. Вся надежда на Коваленко. Он с Султановым должен отвлечь от нас бомбардировщи­ков. Ловлю в прицел заднего «лапотника»: он ближе всех, но болта­ется, как бревно на воде во время шторма. Не могу его поймать. От огня Хохлова «юнкерс» уже опрокидывается вниз. Меня осеняет мысль — стрелять по всему крылу: оно как раз в створе прицела. Мой огонь кого-нибудь да и подкосит. Одна длинная очередь, вторая, третья... и закоптил еще один «лапотник». Сразить следующего? Нет, нужно поберечь боеприпасы для боя с истребителями. Да и сзади по нас могут ударить пушки с «юнкерсов». Надо оглянуться. В этот момент вижу, как один горящий бомбардировщик, очевидно из перво­го разбитого эшелона, точно комета с длинным хвостом, мчится в лоб стае «юнкерсов». Они, уже потрепанные нами, опасаясь столкнуться со своим же самолетом, шарахнулись врассыпную. Вот здорово, сами себя разгоняют.

Сзади нас от ударов Коваленко с Султановым «юнкерсы» тоже раз­ворачиваются к себе в тыл. Хорошо! Полный успех. За какие-то две минуты мы сумели отразить налет целой армады. Впрочем, послед­няя группа еще не сбросила бомб и может возвратиться. Не дадим! Сейчас выдался момент помочь Коваленко. Однако «мессеры», поняв свой промах, уже спешат сюда. Лучшая помощь Коваленко — защи­та от «мессершмиттов». И мы с Хохловым, набирая высоту, идем навстречу врагу.

Лобовая атака? Она сейчас выгодна «мессерам». Мы удаляемся от Коваленко, а «мессеры» летят прямо на него. Нет, так не пойдет! Демонстрируя, что не выдержали лобовой атаки, мы сворачиваем, показывая «мессершмиттам» свои хвосты...

Истребители противника, как и раньше, когда мы применяли такой «трусливый» маневр, всегда пытались расправиться с нами, ввязыва­ясь в бой на виражах и, конечно, терпели неудачу. А как сейчас? Не разгадали ли ловушку? Надо быть готовым и к этому. И вообще в бою всегда нужно рассчитывать на худший вариант: меньше будет неожиданностей. Сейчас два «мессершмитта» могут попытаться свя­зать нас боем, а два — атаковать Коваленко с Султановым.

Положив подбородок почти себе на спину, круто вращаю «як», не спуская глаз с «мессершмиттов». Они по-прежнему мчатся на Кова­ленко. Значит, не соблазнились хвостами наших «яков». Но нет, раз­ворачиваются, и все четверо: двое — на меня. По два носа, а в каж­дом по три пушки и по два пулемета

нацеливаются на нас сзади. Знаю, что у меня большая угловая скорость вращения и противнику трудно прицелиться, а все же неприятно. Вот один нос на какой-то миг «взглянул» прямо на меня, и тотчас белые нити трассы прошли рядом с консолью крыла, но не захлестнули. Кручу «як» резче. Нос противника отстает. Второй, видимо ведомый, виражит рядом с ним. Он пока не опасен.

«Як»! Вираж — твой конек! А ну, давай поднажмем! Все круче замыкается круг. И вот, наконец, передо мной хвост вражеского са­молета. Ловлю его в прицел. Тонкое худое тело «мессершмитта» ме­чется, пытается выскользнуть. Не уйдешь! Враг уже чувствует свой конец и в отчаянии бросается кверху, подставляя себя под расстрел. «Мессер» прямо-таки лег в прицел. Нажимаю на кнопки... Огня не вижу и нет знакомого подрагивания самолета и приглушенного кле­кота пушек и пулеметов. Боеприпасы иссякли или же отказало ору­жие? Скорей перезарядить! Меня охватывает азарт. Я должен сбить!

— «Фоккеры»! — воскликнул Хохлов.

Я ни о чем не успел подумать, а ноги и руки, точно автоматы, уже швыряли «як». Однако откуда же взялись «фоккеры»? И где они? Сзади черный противный лоб ФВ-190 уперся в хвост моего «яка» и изрыгает огонь из четырех пушек и двух пулеметов. Целый душ огня. А мне от огненного душа очень зябко. Еще секунда — нет, доля секунды промедления,— и все бы для меня кончилось... Как вовремя предупредил об опасности Иван. Спасибо, друг! И все же закипела в душе злость. И на кого? Не на противника, а на оружие. Но я-то жив и невредим. Я жив! Я радуюсь. Однако не рано ли?

Мысль снова заработала четко и ясно. Перезаряжаю оружие. Оно не стреляет. Понимаю, что для врага я уже безопасен, но он-то об этом не знает. И в этом моя сила.

«Фоккеру» не хочется упускать жертву. Он упорно пытается взять меня на мушку, и я бессилен что-либо сделать. Продолжая виражить, оглядываюсь, что же произошло?

Последняя группа «юнкерсов» сбрасывает бомбы и, уже развернув­шись, уходит на запад. Коваленко сработал хорошо. Мы с Хохловым находимся в объятиях четырех «мессершмиттов» и двух «фоккеров». Нам очень трудно. Очень. Одни мы навряд ли стряхнем с себя гитле­ровцев. Рядом пара «яков» крутится с двумя «фоккерами». Это Коваленко и Султанов. Сейчас только они могут помочь, но сами связаны противком по рукам и ногам. Да и остались ли у них боеприпасы?

Момент опасный. Вражеские очереди струятся вокруг «яков». Я вижу сзади себя уже двух «фоккеров». От двух виражом не спа­сешься. В таком же тяжелом положении и Иван Хохлов. Мне уйти вниз? Опасно: уж очень близко пристроились «фоккеры», снимут раньше, чем оторвешься от них. Вверх — нечего и думать: на этой высоте у «фоккеров» лучше вертикальная скорость. Где же выход? Дальше виражить — самоубийство. Вниз! Резко! В дым! За счет рез­кости движений не даться врагу в прицел.

— Ваня...— хотел я Хохлову передать, чтобы и он следовал за мной, но Коваленко с Султановым подоспели к нам. Клещи противника ослабли. Их окончательно разорвал Лазарев: ударом сверху он сбил «мессершмитта».

Вражеские истребители, оставив нас в покое, ретировались, как обычно, когда им туго, вниз, в дым войны.

Мы снова в сборе. Ласково светит солнце. Чистое небо над нами и дымчатое половодье внизу искрятся, будто приветствуя нашу побе­ду. Однако на душе неспокойно. Мне кажется, что первая группа «юнкерсов», сбрасывая бомбы, хотя и поспешно, не как обычно с пи­кирования, все же задела наши войска.

Чтобы узнать обстановку на земле, докладываю командиру полка:

— Задачу выполнили. Какие будут дальнейшие указания?