В боях за Карпаты
Шрифт:
Молчание. Молчание длительное и тревожное. Беспокойство усиливается тем, что на глаза попалась дымовая завеса, поставленная над Днестром. Ветер несет дым на восток. Хотя земля и плохо просматривается, но свежие кучки рябинок — воронок от разрывов бомб, как зловещие болячки, заметны на ее теле. В одном месте они наползли и на поле боя.
Чьи тут войска?
Молчание В. С. Василяки уже раздражает. Вновь нажимаю на кнопку передатчика.
— Минуточку подожди.— Голос торопливый и, как мне показалось, недовольный.
Ох, уж эта «минуточка»! Наконец
— Ждите своей смены.
Смены? Смотрю на часы. Над полем боя мы находимся всего 12 минут. Значит, надо еще 28. Приказ есть приказ.
— Вас понял.
...На земле выключил мотор. Тишина, но беспокойство не проходит. Теперь слова В. С. Василяки: «Атакуй первую группу» набатом раздались в голове. Мы атаковали вторую. Не поторопились ли? Разве не бывает, что принятое тобой решение кажется самым лучшим, хотя на самом деле не все уточнено? Не так ли было и в этом полете?
Наверно, никто так не ждал командира полка с передовой, как я. Прилетел он рано, еще до захода солнца. Посеревшее лицо с нахмуренными густыми бровями не сулило добра. И все же не хотелось верить в плохое, и вид В. С. Василяки я объяснил по-своему: устал командир.
Как только он вылез из связного самолета ПО-2, сразу же оказался в окружении летчиков. Я не стал скрывать своего нетерпения, тоже подошел к нему и спросил о бое. Владимир Степанович вместо ответа взял в руки планшет, висящий сбоку, спокойно вынул бумагу и подал мне.
— Читай.
Сколько тревожных мыслей промелькнуло в голове, пока я разворачивал сложенный вдвое лист! Это был документ, подтверждающий наши сегодняшние действия.
— А не опоздали ли мы с атакой? — спросил я. Усталое лицо В. С. Василяки осветилось доброй улыбкой:
— Нет, как раз вовремя: командование наземных войск передало вам благодарность. Вы и представить себе не можете,— продолжал командир,— как на земле все ликовали, когда бомбы с «лапотников» полетели на их же войска!
Далее командир сообщил, что два фашистских летчика с «юнкерсов», выпрыгнув на парашютах, попали в плен. Они рассказали, что на каждую группу бомбардировщиков одновременно напало множество каких-то истребителей-невидимок. От них просто невозможно было обороняться.
— У страха глаза велики,— смеясь, заметил Сергей Лазарев.
— Совершенно верно,— согласился В. С. Василяка.— Когда имеешь перевес в силах, победить тоже надо уметь. Но шестеркой нагнать такого страха на полторы сотни самолетов и разбить их — это не просто мастерство, это искусство.
После беседы Владимир Степанович отозвал меня в сторону и извинился, что подал мне неудачную команду — атаковать головную группу «юнкерсов». «Наземные командиры насели...» — объяснил.
А дело было так. Когда к линии фронта приближалась армада бомбардировщиков, В. С. Василяку окружили наземные командиры. Они возмутились, почему он в такой момент не командует своими истребителями. Он-то понимал хорошо, что только собьет нас с толку. Но как объяснить это наземному командованию? Ему подавай действия: «юнкерсы» — вот, рядом... И он, растерявшись, подал
— Но ничего, все получилось хорошо,— заключил командир полка и спросил, как дрались остальные.
Я рассказал. Особенно похвалил Алексея Коваленко. На другой день Совинформбюро сообщало о нашем бое: «Восточнее города Станислава группа летчиков-истребителей под командованием Героя Советского Союза гвардии майора Ворожейкина прикрывала боевые порядки наших войск. В это время появилась группа немецких бомбардировщиков и истребителей. Гвардии майор Ворожейкин во главе ударной группы атаковал бомбардировщиков, а лейтенант Лазарев завязал бой с истребителями противника. Наши летчики сбили шесть немецких самолетов».
В ВОЗДУШНЫХ БОЯХ
В дни боев в Прикарпатье я был командиром звена 180-го гвардейского Сталинградского истребительного авиационного полка. Как известно, гитлеровское командование делало все, чтобы задержать наступление наших войск, не дать им возможности выйти к Карпатам. Вместе с нашими пехотинцами и артиллеристами, танкистами и саперами мы, летчики, стремились сорвать планы врага, освободить родную землю от фашистской нечисти.
Авиация противника оказывала нашей авиации упорное сопротивление. Имея развернутую радиолокационную сеть, гитлеровцы часто не давали нам возможности произвести воздушную разведку и нанести внезапные удары по переднему краю.
Для нанесения ударов по фашистской авиации на аэродромах была организована разведка аэродромной сети. Эта задача выполнялась с большими трудностями, так как наши самолеты в глубоком тылу врага перехватывались его истребителями. При выполнении разведывательного полета в районе Станислава старший лейтенант Иван Лавриненко встретился с четырьмя «мессершмиттами» и вступил с ними в бой. Увлекая противника в сторону своей территории, Лавриненко сбил два вражеских истребителя, но его самолет был подбит, а сам он — тяжело ранен. Истекая кровью, Лавриненко совершил посадку у переднего края наших войск. За героизм и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками Ивану Васильевичу Лавриненко посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
В боях наши летчики прославились взаимной выручкой, и не только между собой, но и в отношении других родов войск. Однажды старший лейтенант Виктор Дудниченко, направляясь в столовую, заметил, как два фашистских истребителя штурмовали наши войска, следовавшие к линии фронта. Не задумываясь, летчик подбежал к своему самолету, вскочил в кабину и, не одевая парашюта, взлетел. Через полторы-две минуты на глазах у всех он сбил истребитель противника. Второй, не выдержав натиска, повернул обратно. Виктору Дудниченко было 22 года, но он, как и многие наши летчики, воспитанные Ленинским комсомолом, отдавал все силы, умение для разгрома врага. Спустя некоторое время за мужество и отвагу, проявленные в воздушных боях, ему было присвоено звание Героя Советского Союза.