В чертогах Подкаменной Тунгуски
Шрифт:
Но вот караван остановился. Пассажиры устремились на берег. Ко мне подошел Губенко со спиннингом.
— Это тоже живописное местечко на Подкаменной. Поснимайте, а мы тем временем порыбачим.
Радуясь новой возможности заняться съемкой, я пошел осматривать место нашей остановки.
Близ устья Гаинды, шумно впадающей в Подкаменную Тунгуску, на берегу стоят каменные плиты, напоминающие знаменитые Перья в заповеднике Красноярские Столбы. Ниже устья этой речки Подкаменная Тунгуска круто поворачивает влево и скрывается среди высоких лесистых склонов. У подножия скал на устье разместились
Когда я кончил снимать, Губенко снова подошел ко мне:
— Не хотите ли проплыть со мной в катере?
— С удовольствием!
Я забрал с илимки киносъемочную аппаратуру и уселся в голубой катер рядом с Григорием. Громкий звук сирены оповестил об отплытии, и наш караван отправился в путь.
Берега реки — это сплошные скалы. Трудно определить, чего здесь больше: леса или каменных шпилей, стоящих то на одинаковом уровне с деревьями, то гораздо выше их; бесчисленное множество тонких, как иглы, утесов с заостренными вершинами упирается в небо.
Далеко внизу виден катер...
На одном из береговых столбов, стоящих близко в реке, видна белая надпись: «Миру — мир!»
Губенко заметил мой взгляд:
— Это мое художество. В большую воду, весной, вода здесь поднимается к самым скалам. Как-то плыли мы, я и написал.
Время от времени Григорий показывал мне какую-нибудь интересную башенку, поднимающуюся среди леса, или причудливый шпиль, или тонкий наклоненный столб, готовый, кажется, вот-вот упасть.
— Падают ли когда-нибудь эти столбы? — спросил я.
— Э-э! — махнул рукой Григорий. — Стоять им еще тысячу лет. Падают они, конечно, но мы не видим. Скалы эти очень крепкие.
Скалистый берег справа внезапно раздвинулся; показалось устье речки Малой Нирунды. Каменный лес сменился сплошной тайгой.
— Батя мой недалеко здесь живет, — сказал Григорий. Достав откуда-то газету, он подал ее мне.
— Это он.
Газета называлась «Новая жизнь». Издается она в Байките. С ее страницы на меня смотрел дед с хорошими, добрыми глазами, большой седой бородой и аккуратно причесанными волосами.
Отец Григория родился в 1885 году на Украине. До революции он попал в Сибирь как политический ссыльный, полюбил ее суровую природу и остался здесь навсегда. Женился на сибирячке. Здесь и родился Гриша.
В годы становления Советской власти в глухих сибирских уголках Никита Герасимович Губенко был партийным работником; долгое время он работал председателем одного из колхозов, потом был председателем Байкитского райнотребсоюза. Подошла старость. Старик ушел на пенсию, занялся охотой, стал знатным промысловиком Байкитского района.
— А впрочем, вы сейчас увидите его сами, — сказал Григорий.
Вновь загудела сирена. Перед большим бурным ручьем, впадающим слева в Подкаменную Тунгуску, Губенко круто повернул катер к правому берегу. Я разглядел крохотную охотничью избушку возле леса. Рядом с избой стояла
Когда причалили и высадились на берег, Григорий сказал:
— Перекусим малость, Михаил Александрович.
Перепрыгнув по камням через шумный ручеек, мы поднялись к избушке. Навстречу нам шел симпатичный бородатый старик.
— Ну как, батя, жизнь? — приветствовал его сын.
— Живу помаленьку, промышляю. Вот только грыжа не дает покоя — ходить далеко не могу.
Старик приветливо поздоровался со всеми и спросил:
— Вы, ребята, наверно, есть хотите? Гриша, там, — он кивнул в сторону лога, — в бочке есть харюзы, сигов малость. Давай, хозяйничай, угощай гостей-то.
Вскипятили чай. На столе, устроенном перед избушкой, появились малосольные хариусы и сиги, кружки и черный хлеб. Мы сели за стол.
Я невольно огляделся. Крутые, заросшие лесом склоны спускаются к реке. Рядом с избушкой, в логу, протекает маленький шумливый ручеек. Выше простирается неоглядная тайга, над ней высятся скалистые обрывы. Что заставляет старика жить одиноким среди этой таежной глухомани?
Григорий заметил, что я оглядываю места, наклонился ко мне и прошептал:
— Как наступает лето, батя говорит мне: «Вези меня, Гриша, в мою избу». Мать ворчит на него, а он — вези и только!
Действительно, что может быть для старого человека лучше отдыха в таком уединенном месте? Да только ли для старого! Кто бы отказался провести со стариком лето в его избушке! И вам было бы хорошо, и ему не скучно. Помогли бы ему в рыбалке, в охоте — и полный стол еды к вашим услугам. От избы можно совершить немало интересных дальних маршрутов по тайге. Рядом студеная прозрачная река. В тайге тьма ягод и грибов, непуганая дичь. Над вами чистейший воздух. Дыши полной грудью, очищай легкие от городской копоти!
Много таких одиноких избушек по рекам Сибири. Немало старых рыбаков и охотников проводят в них лето и осень, добывая для государства пушнину. Провести свой отпуск в такой охотничьей избе со старым охотником, прожить с ним месяц на берегу глухой реки — такое запомнится на всю жизнь!
— Не хотите ли посмотреть, чем промышляет мой старик? — спросил меня Григорий.
Я согласился.
Деревья среди скал
— Покажи-ка нам, батя, как ловишь соболей.
Никита Герасимович повел нас в тайгу к местам, где у него расставлены ловушки, так называемые плашки. Плашка — это доска, которая, будучи определенным образом установлена (насторожена), падает на зверька, если он подползет под нее и схватит прикрепленную приманку. Для тяжести на плашку еще кладется лесина.
Узенькая тропка, тянущаяся среди темного леса, скоро привела нас к одной из ловушек.
Здоровье уже не позволяет Никите Герасимовичу промышлять ружьем, и он успешно добывает зверьков плашками. До двухсот ловушек расставил он на многие километры вокруг избы. Периодически он обходит их и просматривает.