В чужой шкуре
Шрифт:
Сердитый господин ушёл.
«Василиск проклятый! — пронеслось шёпотом в канцелярии… — Поедом ест, варвар!»
— Кто здесь Васильев? — крикнул другой господин из дверей кабинета. Андрей Иванович вскочил с места. — Подите сюда.
Через минуту Андрей Иванович очутился в кабинете пред особой длинного и сухого господина с чёрной бородкой, который не подал ему руки.
— Вы от нашего директора?
— Я… — ответил Андрей Иванович…
— Иван Яковлевич, желая исполнить просьбу уважаемого Андрея Ивановича, согласен дать вам место… испытать вас… Что вы умеете делать?
Андрей Иванович стал в тупик: он положительно не знал, что «умеет делать».
— Вы уже занимались раньше в канцелярии? — продолжала особа.
— Я пишу грамотно, — заикнулся Андрей Иванович.
— Очень нужна мне ваша грамотность! А в деле-то вы, конечно, ничего не смыслите…
Господин позвонил; вошёл один из секретарей.
— Вот, покажите ему, что надо делать… Пусть Вавилов даст ему дела и поучит… Идите… Главное, знайте, что здесь не богадельня… И пунктуально: с 9 до 4… никаких болезней я не признаю… Кто там ещё? Никого… отлично… Представьте ваш документ… Да одеться получше… До свиданья…
Таким образом началась служба Андрея Ивановича. Выйдя из кабинета, он узнал, что поступает на «живое место»: «входящие и исходящие» вёл до него этот самый Вавилов, но по старости его давно собирались уволить, дав за продолжительную службу двенадцатирублёвую пенсию. Узнав это обстоятельство, Андрей Иванович хотел было отказаться, но сам Вавилов убедил его этого не делать.
— Всё равно-с, — сказал он, — участь наша такая: состарился за их конторкой — ступай по миру… Это ещё благодать, что пенсию дали-с: могли бы и просто прогнать. На что я им нужен? Вижу плохо, а триста рублей в год всё-таки для компании составляет расчёт…
Вавилов оказался очень словоохотливым стариком и, «сдавая» Андрею Ивановичу «дела», порассказал много такого, чего тот и во сне не видал. Предварительно он порасспросил Андрея Ивановича об его «обстоятельствах» и, узнав всё, что рассказал ему Андрей Иванович, предложил к его услугам свою квартиру.
— Я человек одинокий, — сказал он, — занимаю две комнатки-с… Одну могу уступить… Готовит на меня Мавра-с… она всё может: и заштопать и починить.
Новые знакомые сладились. За 15 руб. в месяц Андрей Иванович получил комнату, стол («разносолов у меня не полагается, но, однако, говядину употребляю-с»…) и услуги «Мавры». Андрей Иванович был даже рад получить возможность чем-нибудь облегчить участь старика и вручил ему тут же десять рублей вперёд, что растрогало Вавилова. «Сдав» в полчаса «дела», Вавилов предложил Андрею Ивановичу сходить в одну «ресторацию» для «первого знакомства». Хотя Андрей Иванович и вспомнил, что главнозаведующий «требует полнейшей трезвости», но всё-таки согласился, и оба писца, новый и отставной, отправились в ресторацию, носившую приятное название: «Свидание друзей». Там за столиком, где на грязной скатерти, заставившей брезгливого Андрея Ивановича поморщиться, появилась «сотка» и закуска, Вавилов начал вводить Андрея Ивановича в новый круг «идей».
— Василиск этот, — повествовал он бесстрастным тоном летописца, — первейший, ежели хотите знать, варвар-с… То есть, такого аспида поискать. Он в тебе и человека-то не признаёт, а как бы животное. И чем выдвинулся? Наш же брат был, писаришка-с… Сумел в начальники пролезть… Первое — за женой тысчонки три взял, да на место повыше пересел… Ну, а там и пошло… Был у нас тут инспектор один… Так, «празднослов», ни больше, ни меньше. Так он, василиск-то, ему юбилей устроил. Альбом с крышкой поднесли служащие за десятилетие… Как же: прослезился даже… при всех василиска обнял… А, ведь, из кровного нашего жалованья по трёшнице на этот альбом удержать приказали… Пуще всего его опасайтесь… Есть и другие начальники… ну, в тех такого ехидства нет… Только очень о себе много понимают… Кабы и в деле столько же, так Компания-то, чего доброго, озолотилась бы… «Сам»-то только важность имеет, а смыслу очень мало-с… Да и откуда?.. Из гвардии он-с… Там эфтой нефти не обучают… И все они такие! Не будь нашего брата-с, истинно говорю, — делу пропасть надо бы. На нас ездят, ровно на лошадях упряжных. Мы день-деньской в труде, на гроши перебиваемся, лба перекрестить некогда-с… Ну а те что: их дело совсем особь-статья. Придумал, приказал написать, — вот и всё-с… Живут весело… Да и не мудрено: экие тысячи получают… Главная причина, отдыха у нас нет. Праздника Божья не знаешь… Ну летом, я не говорю: летом праздновать по нашему делу нельзя… А зимой? На зиму-то ведь кое-кого и вовсе увольняют или на половинное жалованье переводят… для экономии-с… Себе-то, небось, не убавят… Но зато даже и зимой-то праздновать всё же не полагается. Вот, например, лавочные приказчики… о тех дума позаботилась: отдых им дали… А мы, «пишущая братья», так
Андрей Иванович столько нового узнал в первый же день, что расстроился совсем. Покончив в «Свидании друзей», сослуживцы отправились, несколько пошатываясь, на квартиру Вавилова, где Андрей Иванович очень скоро заснул, невзирая на клопов, на жёсткость постели и не слушая нравоучений Мавры по адресу Вавилова, по-видимому державшей сего старца в руках.
Так как Андрей Иванович сделал в Петербурге распоряжение относительно пересылки в Энск своей корреспонденции, то через месяц получил письмо от главнозаведующего, гласившее, что он, главнозаведующий, «с удовольствием исполнил просьбу уважаемого Андрея Ивановича» и дал его протеже место писца, но что этот протеже, к большому огорчению его, главнозаведующего, по отзывам лиц компетентных, оказался малоспособным к занятиям, довольно тупым и кроме того, по частным сведениям, употребляет спиртные напитки, что едва ли может быть терпимо на службе Компании. В заключение, главнозаведующий свидетельствовал Андрею Ивановичу своё душевное почтение и просил «принять уверение в совершенной преданности и полном уважении»…
На хозяйских харчах
Андрей Иванович служил уже второй месяц в конторе Компании и вёл свои «входящие и исходящие». Несмотря на то, что занятие это ему опротивело донельзя, он выдерживал характер и утешал себя мыслью, что делает, между работой, ценные наблюдения, полезные для него, как директора.
Сначала его страшно бесило отношение «компанейских особ» к мелким служащим. Мало того, что они их совершенно игнорировали как людей и смотрели только на их «работоспособность», но и как с «рабочей силой», особы обращались со служащими крайне надменно, не признавали в них ни человеческого достоинства, ни человеческих потребностей и слабостей. Тон, который преобладал в сношениях «особ» с «мелкотой», был высокомерен или же пренебрежителен. Особы относились к служащим, как к вещи. «Сделайте то»… «Перепишите это»… «Где вы шатаетесь?..» «Пошевелите мозгами, если они у вас есть»… — вот что обыкновенно слышали служащие. В этом обращении никто даже и не видел ничего ненормального, и очень многие, милые, приличные, гуманные сами по себе и в обществе «особы», входя в контору, забывали все свои положительные качества за её стенами.
Андрей Иванович очень скоро испытал на себе такое обращение. «Посмотрел бы я на тебя, — думал Андрей Иванович в то время, когда в первый раз „Василиск“ придрался к нему, — как бы ты заговорил, если б знал, кого ты распекаешь, если бы подозревал, что перед тобой не обыкновенный писец, а директор твоей же КR, которому ничего не стоит завтра же вышвырнуть тебя вон… Воображаю, какая мокрая курица вышла бы из тебя, надутый индюк».
Так как Андрей Иванович мог только думать так, а не говорить, то ему пришлось выслушать здоровую «распеканцию».
— Это что за почерк! — сказал «Василиск», подойдя к столу, за которым сидел Андрей Иванович. — Встать!.. Порядку не знаете?.. Я вам не товарищ!.. Чего вы туг напутали? Такого пустого дела не понимаете… Как у вас записано?.. А зачем здесь ять?..
— По Гроту… — начал было Андрей Иванович, затронутый за живое упрёком в безграмотности (он-то считал себя на что уж грамотным!).
— Не разговаривать!.. Я не посмотрю, что вы «протеже»!.. Мне нужны работники, а не лодыри… Можете с вашим Гротом отправляться куда угодно!.. Здесь я — Грот! Сказано, чтобы не было тут «ять»…
Довольный тем, что пробрал «новичка» и показал ему, с кем он имеет дело, «Василиск» важно ушёл в кабинет, а обескураженный Андрей Иванович предался грустному размышлению. «Это я-то, кандидат прав, неграмотный! Это меня-то распёк, как мальчишку, какой-то нахал, сам пишущий „сапоги“ через „Фиту“… Однако, ничего-то мы, в правлении, не знаем о здешних порядках. Положительно, моё маскарадное приключение для меня очень назидательно»…
Однажды, в конце второго месяца, Андрея Ивановича «кликнули» в кабинет, и он очутился опять пред лицом того самого «господина», который назначил его на службу.