В доме кто-то есть
Шрифт:
– Ложись, – проговорил Эсмонд, положив на ковер небольшую подушку и куда-то удалился. Алеста все еще находясь в каком то шоке, просто слепо последовала тому, что сказали делать, даже не думая о том, что это небезопасно. Что вправлять вывихи самим это ужасно и может закончиться очень плачевно. Что нужно к врачу. А вдруг перелом? Сердце гулко стучало. Рука болела и абсолютно не опускалась. А мысли бегали в голове самые разные. Она просто взяла и легла на этот чертов ковер. Сдавленно пискнув от подступившей боли. Вскоре появился Эсмонд и сел возле неё на коленях, держа огромную серую коробку в руках, что открывалась в разные стороны.
–
– Что? –не поняла Алеста, тяжело дыша то и дело, смотря на выпирающее плечо, что просто вгоняло ее в ужас.
– Антибиотики принимаешь сейчас? –повторил Джефферсон, отложив коробку, потянувшись к поясу на брюках, ослабляя его и вытаскивая края кофты.
– Нет, -качнула головой Брук, наконец понимая, суть вопроса.
– Мне придется разрезать. Она тугая, -оповестил ее Джефферсон, доставая большие ножницы, через пару секунд пользования которыми, от ее новой кофты остались одни обрывки. Хотя даже резать ткань на руке было больно. А уж снимать и подавно. Черт с ней.
Ей было плевать, что она валяется на полу посреди чужого дома, в одном лифчике и с выпирающим плечом. Мозг вообще отключился, не в силах думать ни о чем, кроме болящей и горящей руки.
– Проблемы с сердцем?– продолжал спрашивать Эсмонд, вновь вернувшись к своей коробочке.
– Нет, -вновь качнула головой Алеста, хлопая глазами.
– Аллергия?
– Тоже нет.
Больше он ничего не спрашивал, лишь обмазал спиртом место где то на плече. Она не видела, где именно. Она видела только шприц с иглой. На который он внимательно смотрел, набирая какую-то жидкость из ампулы и выдавливая немного в воздух. Сердце болезненно сжалось от одного только вида этой иглы. Она ужасно боялась этого всего. Просто не могла. Сердце колотилось как бешенное, со лба выходил горячий пот. У неё под носом, вновь, в момент оказалась ватка с какой то дрянью, отчего она чуть закашлялась. Да уж. Спасибо. Терять сознание, пожалуй, она пока не будет. Далее она почувствовала как он вводит эту жидкость куда то в плечо. Было больно, но терпимо. Все было как будто в тумане. Сколько она уже тут лежит? Он сел ближе. Его нога оказалась в районе ее подмышки. Джефферсон обхватил ее предплечье и запястье, стал тянуть. Было ужасно больно, но терпимо. Алеста стиснула зубы, зажмурив глаза. В мгновенье раздался глухой щелчок, который в тишине комнаты было очень хорошо слышно. В этот же момент основанная боль утихла. Брук резко распахнула глаза, когда поняла, что ее рука опустилась вниз.
– Пальцами пошевели, -произнес Эсмонд. Алеста вновь повиновалась. Пошевелила пальцами руки и к удивлению, смогла это сделать. Хотя точно помнила, что это было не под силу, пока она шла сюда. Дальше все происходило в тишине. Джефферсон достал какие то бинты и сделал аккуратную повязку фиксируя руку в подвешенном состоянии. Брук все это время молчала, обдумывая все, что с ней произошло. Начиная с жуткой чертовщины дома и заканчивая вот этой домашней травматологией. Как так вышло? В смысле? Господи, даже формулировать не буду, – тряхнула головой Брук. Слишком это все было сложно для неё сейчас. Мозг то все еще в шоке. И никак с него не выйдет последнее время.
– Тебе все равно нужно в больницу. –проговорил Эсмонд, сидя напротив неё, подтянув к себе колени. Алеста тоже продолжала сидеть на полу, подогнув под себя ноги.
– Да, да. Конечно, – ответила Алеста, часто моргая. Всё немного плыло в глазах. –
– Я рад, что могу тебе помочь, – немного улыбнулся Эсмонд. – Обычно все пытаются помочь мне. А я как бесполезный балласт.
– Это не правда, -качнула головой Брук, – Так мог сказать только очень глупый и плохой человек.
– Так говорит мама. И папа тоже так говорил, – усмехнулся Джефферсон, чуть опустив голову ненадолго.
– Ой, прости пожалуйста, -спохватилась Алеста, зажав рот рукой. Да что за день такой? Всем что ли решила настроение испортить? Да уж. Молодец Брук.
– Не переживай, я их все равно ненавижу. –вновь улыбнулся Эсмонд. У него были милые ямочки на щеках, соединяясь с шоколадными глазами, свои глаза оторвать было просто невозможно. Пускай и взгляд его был всегда какой-то грустный. Будто не здесь.
– Ты очень хороший и только это правда, -ободряюще улыбнулась Алеста, пытаясь встать на ноги. С одной работающей рукой это оказалось не так и легко. Ни опоры, ни равновесия. Джефферсон поспешно встал, подавая ей руку, дабы помочь.
– Спасибо, – вновь смущенно проговорила Брук, вспоминая, что стоит посреди его гостиной в нижнем белье.
– Вот возьми, -протянул ей всё туже черную кофту Эсмонд, что он видимо и не уносил никуда. Она была достаточно широкая, чтобы там поместилась ее забинтованная в повязку рука. Вторую она не без помощи просунула туда – куда следует. Ну что. Неплохо. А себе она еще купит. Деньги то благо были.
– А откуда ты .. ну умеешь все это? –спросила Алеста, присев на диван.
– Вся моя семья врачи. Были и есть. Я всю жизнь изучал медицину. Дома и средней школе. Потом два года учился в медицинской школе. Потом три года в Университете. Бросил. Не доучился один год до интернатуры -кратко пояснил Джефферсон.
– А почему? Ты был бы прекрасным врачом.
– Мне стало совсем плохо и я первый раз попал в психбольницу. Мама говорила, что врач не должен сам быть больным, – поделился Эсмонд, – Поэтому я не стал продолжать после выписки. Да и вскоре, опять туда попал.
– А что с тобой? Зачем в больницу? Отчего тебя лечили? – непонимающе произнесла Брук, не заметив у парня особых отклонений, хотя может она чего-то не понимает?
– Я и сам уже не знаю. В детстве мне сказали, что у меня невротическая депрессия. Я так и не смог вылечиться. Отец говорил, что я психопат. Мама, что инвалид. А я.. я не знаю, – замялся Эсмонд, впервые, отвечая немного растерянно.
– А это? –аккуратно произнесла Алеста, положив ладонь на его предплечье, бережно погладив по черной кофте, прекрасно помня, что там видела как-то раз. Ей показалось, что сейчас хороший момент, спросить и по возможности, понять и помочь. Если он конечно позволит.
– Я резал вены трижды прежде, чем понял, что хочу жить, – ровно проговорил Джеффесон, накрыв своей второй рукой ладонь Брук, не поднимая на неё взгляд. – Я любил калечить себя тогда. У меня много таких по всему телу. Меня даже несколько раз привязывали к койке.
– Ты не болен, ты просто был не понят, -грустно проговорила Брук, у которой сердце разрывалось даже от крупицы из его жизни. В такие моменты она понимала, что возможно и хорошо не иметь родителей вовсе, чем таких. Такие, которые буквально загубили собственного ребенка. Убедив его в том, что он псих и не достоин нормальной жизни и любви.