В доме Шиллинга

Марлитт Евгения

– Брата нтъ дома, Адамъ, – сказала она слуг, стоявшему въ дверяхъ кухни.

Она поставила дымящуюся сковороду на каменную подставку и подошла къ двери.

– Неужели вы опять пришли надодать ему глупой исторіей?

– Да, госпожа маіорша, прервалъ онъ ее вжливо, но твердо, я пришелъ за этимъ. Только господинъ совтникъ можетъ еще мн помочь: онъ лучше всхъ знаетъ, что я невиновенъ – онъ восстановитъ истину.

– Вы не въ своемъ ум! – возразила маіорша рзко и сурово. Ужъ не долженъ ли господинъ совтникъ присягнуть въ томъ, что никогда не имлъ интимныхъ сношеній съ прислугой господина фонъ Шиллингъ.

– Что это за распри между сосдями? – спросилъ съ изумленіемъ Феликсъ.

– Ахъ, господинъ референдарій [2] ,

эти распри лишаютъ меня хлба и чести, – сказалъ Адамъ прерывающимся голосомъ.

Прежде онъ всегда радостно привтствовалъ возвращеніе молодого человка, теперь же казалось онъ даже не сознавалъ, что давно не видалъ его.

– Мой старый милостивый господинъ сейчасъ назвалъ меня хитрецомъ и подлым шпiономъ, и бросилъ в меня своимъ прекраснымъ стаканомъ, который и разлетлся вдребезги на полу.

[2] В Германии – кандид. на судебн. должности.

– Прекрасныя дворянскія манеры, – сухо замтила маіорша. Она между тмъ взяла изъ шкафа блюдо и разсматривала у окна, чисто ли оно.

Эта невозмутимая хозяйственная заботливость при глубоко взволнованномъ человк возмутила ея сына. Онъ ласково протянулъ ему руку.

– Я не понимаю, что могло такъ разсердить стараго барона и довести его до изступленія, – сказалъ Феликсъ съ участіемъ. – И противъ своего врнаго Адама, вдь онъ всегда васъ отличалъ отъ другихъ.

– Не правда ли, господинъ Люціанъ, вдь вы-то знаете?… Ахъ, Боже мой, и все это прошло! – вскричалъ съ отчаяніемъ старикъ и залился слезами. – Я шпіонъ – я! Я подслушалъ исторію о каменномъ угл, которая до меня совсмъ и не касается.

Феликсъ въ недоумніи вопросительно посмотрлъ на мать.

– Онъ говоритъ о залежахъ каменнаго угля въ малой долин, – сказала сухо маіорша. – Старый баронъ былъ всегда высокомренъ – онъ думаетъ, что если ему что-нибудь пришло въ голову, то ужъ никто больше этого не выдумаетъ.

– Господинъ не самъ выдумалъ это, госпожа маіорша, – сказалъ Адамъ, – въ томъ то и дло!… Видите ли, господинъ референдарій, онъ говоритъ, что Шиллинги и Вольфрамы въ теченіе столтій владли монастырскими землями въ малой долин, и до сихъ поръ никому не приходило въ голову обратить вниманіе на большой сосдній каменистый участокъ, издавна принадлежавшій Готтеру, не только что купить его – почва никуда не годится; старый Готтеръ даже нердко проклиналъ его. Онъ такъ же мало думалъ, какъ и его сосди, изъ году въ годъ обрабатывавшіе кругомъ него землю, чтобъ въ этой почв могло быть что нибудь путное. Но сюда переселился иностранный инженеръ, который съ перваго взгляда узналъ, что сейчасъ же подъ почвой лежатъ большiе пласты каменнаго угля – уголь лежитъ даже на поверхности, – сказалъ онъ.

– Такъ и было, – прервала его маіорша, хлопоча около кухоннаго стола. Она развернула блоснжное полотенце и стала вытирать имъ блюдо.

– И такъ какъ онъ еще раньше быль знакомъ съ моимъ господиномъ, – продолжалъ Адамъ, то онъ предложилъ ему купить вмст землю и заняться разработкой каменнаго угля. Мой господинъ согласился на это съ величайшей радостью, и они это держали въ секрет. Но, такъ какъ въ это время должна была произойти въ Кобленц свадьба, покупка земли была отложена до возвращенія оттуда. Имъ и въ голову не пришло, что ихъ можетъ предупредить другой – вдь никто объ этомъ не зналъ – по крайней мр, они такъ думали. Да какъ бы не такъ! Когда они пришли къ старому Готтеру, тотъ вышелъ изъ себя и ужасно бранился, – его провели: онъ продалъ свою землю за безцнокъ совтнику Вольфраму. Въ ней оказались огромные пласты каменнаго угля, и господинъ совтникъ совершилъ уже купчую – вдь это чистое колдовство, господинъ Люціанъ!

– Во всякомъ случа странная случайность! – вскричалъ

пораженный молодой человкъ.

– Я тоже говорю, что это счастливая случайность, и чмъ же виноватъ твой дядя, что другіе ротозйничаютъ, – добавила маіорша. – Только старый Готтеръ лжетъ, говоря, что его провели и купили землю за безцнокъ. Онъ сначала посмивался въ кулакъ, что такъ выгодно продалъ никуда негодную землю.

Это было сказано такъ холодно и спокойно, такъ твердо и ршительно, какъ бы приговоръ.

Эта женщина, несмотря на свое мщанское происхожденіе, имла такой величественный видъ. Она была стройна, и ея красивое лицо обрамлялось роскошными, какъ у молодой двушки, русыми волосами, и, при всей своей хлопотливости, бывшая жена офицера никогда не забывала своего положенія, – она была всегда тщательно причесана и очень хорошо одта, хотя ея прекрасная маленькая ножка и была обута въ грубый кожаный башмакъ, а изящно сидвшее на ней платье было въ настоящую минуту все закрыто широкимъ синимъ полотнянымъ фартукомъ.

– Возьми, съшь, дитя, – сказала она, подавая маленькой дочк слуги кусокъ пирога.

Малютка сердито отвернулась и оттолкнула кусокъ.

– Она ничего не стъ, госпожа маіорша, – сказалъ ея отецъ мягко. – У нея сегодня ни крошки не было во рту, – она не можетъ видть дурного обращенія со мной, а сегодня брань и ссора не прекращались цлый день… Господинъ Люціанъ, я много перенесъ за послднее время. Мой господинъ стоитъ на томъ, что дло это не чисто, что въ его дом есть „Іуда“, который подслушалъ и разболталъ, а такъ какъ я во время ихъ бесды не разъ входилъ и выходилъ изъ комнаты, подавая вино, то на меня несчастнаго и пало подозрніе… Я переносилъ терпливо безпрерывныя колкости, я не хотлъ лишиться мста изъ-за моей Анхенъ, – при этомъ онъ нжно провелъ лвой рукой по густымъ волосамъ двочки, – но со вчерашняго дня, съ тхъ поръ, какъ ни о чемъ другомъ не говорятъ, кром великаго счастья, выпавшаго на долю совтника въ этомъ предпріятіи (уголь, говорятъ, отличный, такой же, какъ лучшій англійскій), мой баринъ вн себя отъ ярости и гнва. Я хотлъ еще разъ покорнйше попросить господина совтника, чтобы онъ объяснилъ моему барину…

– Это не годится, Адамъ, вы сами должны это понимать, – прервала его маіорша. – Едва-ли мой братъ согласится объясняться съ людьми, которые втайн относятся къ нему враждебно за то, что онъ былъ не глупе ихъ… Вы это выкиньте изъ головы и постарайтесь как нибудь помочь ceбе сами.

Старикъ стиснулъ зубы: онъ сильно боролся съ чувствомъ раздраженія.

– Я долженъ былъ это знать, – сказалъ онъ съ глубокимъ вздохомъ, пожимая плечами, – между двумя важными господами что значитъ честь бднаго слуги. Такому бдняку, какъ я, ничего другого не остается, какъ броситься въ воду, – прибавилъ онъ съ отчаяніемъ.

– Ахъ, нтъ! Ты этого не сдлаешь, отецъ! Нe сдлаешь? – вскричала двочка.

– He говорите такихъ гршныхъ словъ, старикъ! – сказала маіорша строго и гнвно.

А Феликсъ нжно взялъ обми руками голову двочки, разразившейся рыданіями.

– Успокойся, малютка, твой отецъ этого не сдлаетъ, онъ слишкомъ честенъ для этого. Я пойду къ Шиллингамъ и поговорю съ старымъ барономъ, если вы хотите, Адамъ.

– Нтъ, благодарю васъ, господинъ референдарій, – возразилъ Адамъ, – я знаю, что вы хотите мн добра, но это только доставитъ вамъ непріятности, а мн не поможетъ.

Онъ поклонился, обнялъ двочку и повелъ ее къ двери.

– Пойдемъ къ твоей бабушк.

– Да, отецъ, – сказало дитя, подавляя на минуту рыданія, – но вдь и ты тамъ останешься, не правда ли? Ты не уйдешь ночью, отецъ?

– Нтъ, моя добрая Анхенъ!

Они пошли черезъ дворъ, и индйскій птухъ снова бросился на красное платьеце, но малютка не обратила на него вниманія; она старалась не отставать отъ отца и, вытянувъ шею, умильно заглядывала ему въ лицо – она не доверяла его машинально данному общанію.