В доме Шиллинга
Шрифт:
Такъ прошло четыре дня съ отъзда Люсили, a ея комнаты въ нижнемъ этаж все еще оставались пустыми и были заперты. Безпокойство и ожиданія донны Мерседесъ постепенно дошли до лихорадочнаго возбужденія – она напряженно прислушивалась къ отдаленному стуку колесъ и вздрагивала, когда открывалась дверь салона… Наконецъ на пятый день явился встникъ, тоненькое письмецо… Донна Мерседесъ разорвала конвертъ и, прочитавъ первыя строки, какъ пораженная громомъ, упала въ кресло.
– „Я на небесахъ, и весь Берлинъ въ истинномъ упоеніи, въ восторг! – гласили второпяхъ набросанныя строки. – Мамины тріумфы были ничто въ сравненiи съ моими!
Милосердый Боже! чахоточная танцовала на сцен! Апплодировали той, которая съ каждымъ шагомъ приближается къ врной смерти… Такъ вотъ что означали таинственныя упражненія въ танцахъ и новые костюмы! Вотъ почему такая лихорадочная поспшность при выход изъ дома, ей надо было поспть къ назначенному дебюту!… Да, она права, ея золовка была непростительно „наивна и безпечна“, она оказалась плохой надзирательницей за довренной ей коварной молодой женщиной, отъ которой умирающій мужъ, какъ видно, опасался такой продлки и притомъ не имлъ мужества откровенно высказать сестр свое опасеніе…
Итакъ, это случилось, несмотря на вс его распоряженія, – птичка улетла и носилась въ той сфер, гд съ каждымъ ударомъ крыльевъ вдыхала смертельный ядъ! Донна Мерседесъ вскочила, – нужно тотчасъ же вернуть ее назадъ!… Ей не оставалось другого выбора, какъ самой отправиться въ Берлинъ и не допустить ее до вторичнаго выступленія… Снова овладвъ своей энергіей и хладнокровіемъ она отдала приказанія, какъ можно скоре приготовить все къ отъзду. Но она должна была объявить объ этомъ ршеніи хозяину дома, она должна была просить его позаботиться о дтяхъ во время ея отсутствія.
Кровь бросилась ей въ лицо – она стояла передъ тяжелой дилеммой. Какъ она это объявитъ ему, котораго не видала боле съ того вечера? Для продолжительнаго письменнаго сообщенія не оставалось времени; также не могла она требовать, чтобы онъ пришелъ для разговора съ ней въ ея покои, доступъ въ которые она такъ рзко воспретила ему, – она боялась и совершенно справедливо, что онъ откажется придти… Онъ совершенно удалился отъ нея. Она хорошо знала, что онъ каждый день видался съ докторами, лчившими Іозе, и Анхенъ должна была сообщать ему свднія о его состояніи ежедневно утромъ и вечеромъ; маленькая Паула въ его мастерской чувствовала себя боле дома, чмъ въ салон, онъ попрежнему былъ заботливымъ и любящимъ покровителемъ дтей Люціана, – но сестра его друга для него, казалось, не существовала боле. Даже бгство Люсили не могло вызвать ни малйшаго признака прежняго участія.
Въ ней происходила тяжелая борьба; наконецъ она сунула письмо Люсили въ карманъ и отправилась въ мастерскую.
Былъ четвертый часъ пополудни. Стекла зимняго сада сверкали отъ солнечныхъ лучей на встрчу Мерседесъ, все боле и боле замедлявшей шаги. Когда она вышла изъ платановой аллеи, теплый ароматичный воздухъ, пахнувшiй на нее оттуда, захватилъ ей дыханіе.
Она страстно желала, чтобы баронъ Шиллингъ замтилъ ее и рыцарски пришелъ бы ей на помощь на ея тяжеломъ пути; но ни
Тихо отворила она дверь зимняго сада и, задыхаясь отъ сильнаго сердцебіенія, ступила на прохладный асфальтовый полъ, тамъ и сямъ выступавшій изъ роскошной зелени. Первое, что она увидла, заставило ее сильно покраснть – это была группа глоксиній, блествшихъ яркими красками. Цвты, которые она недавно отвергла съ убійственной холодностью, можетъ быть, первые распустившіеся, были сорваны отсюда. Даже эти маленькіе колокольчики съ унизительной ясностью говорили гордой женщин, что ея появленіе здсь шагъ къ искупленію.
Она отвернулась отъ нихъ, гордо выпрямилась и направилась ко входу въ мастерскую. Она нарочно ступала громко и довольно сильно шумла своимъ шелковымъ платьемъ, чтобы можно было слышать ея приходъ, но журчаніе фонтановъ заглушало шумъ.
Стеклянная дверь была открыта, но тяжелый бархатный занавсъ задернутъ. Черезъ щель, образовавшуюся между складками, донна Мерседесъ увидла барона Шиллингъ, стоявшаго около мольберта, онъ держалъ въ рук кисть и отступивъ на нсколько шаговъ отъ картины, устремилъ на нее испытующій взглядъ. Свтъ, падавшій сверху и рзко обозначавшій вс неправильности его лица, не красилъ его, но, несмотря на неправильныя черты и рзкій нмецкій типъ, это была замчательная голова, и здсь на мст своего творчества она буквально поражала.
Онъ былъ углубленъ въ свое дло, и донна Мерседесъ боялась громкимъ словомъ нарушить окружавшую его тишину. Но въ эту минуту на галлерею вошелъ камердинеръ Робертъ изъ-за гобеленовой портьеры; онъ спустился съ витой лстницы съ чемоданомъ въ рукахъ. Спускаясь, онъ взглянулъ на полузакрытую дверь зимняго сада и увидалъ Мерседесъ, но отвернулся и сдлалъ видъ, что не замтилъ ея.
Она тотчасъ же выступила изъ-за двери. Отдернувъ правой рукой тяжелый бархатный занавсъ, она сказала голосомъ, звука котораго сама испугалась.
– Могу я просить у васъ нсколькихъ минутъ разговора, господинъ фонъ Шиллингъ?
Онъ вздрогнулъ. Она ясно видла, что ея приходъ произвелъ непріятное впечатлніе; въ глубокихъ голубыхъ глазахъ засверкала злобная насмшка, а движеніе, съ которымъ онъ положилъ кисть и съ холодной вжливостью указалъ ей на ближайшее кресло, ясне всякихъ словъ говорило:
„А, визитъ изъ каприза!“
Она закусила губы, и въ глазахъ ея вспыхнули гнвъ и раздраженіе, но она подошла ближе и, отказавшись отъ предлагаемаго стула, оперлась рукой на ближайшій столъ. Она бросила продолжительный высокомрный взглядъ на слугу, который, принесши почти совсмъ готовый чемоданъ, пробовалъ еще разъ, хорошо ли затянуты ремни у пледа, на самомъ же дл насторожился, чтобы подслушать, о чемъ будутъ говорить. Баронъ Шиллингъ только теперь замтившій его, приказалъ ему удалиться.
Донна Мерседесъ вынула изъ кармана письмо.
– Прочтите, пожалуйста, – сказала она коротко, какъ бы желая насколько возможно сократить свое пребываніе въ этой комнат.
– Это письмо отъ фрау Люціанъ?
– Да, изъ Берлина.
– Въ такомъ случа я знаю содержаніе. – Онъ слегка отклонилъ ея руку съ письмомъ. – Фрау Люціанъ написала и мн, она дебютировала съ большимъ успхомъ.
Она насмшливо улыбнулась.
– Да, наше имя удостоилось большой чести, и я виновата, что оно появилось на афишахъ.