В Древнем Киеве
Шрифт:
Незнакомец сердится. Он ворочает белками больших круглых глаз и что-то говорит, обращаясь то к одному, то к другому из прохожих; но они не понимают слов незнакомца и проходят мимо.
У незнакомца краснеет лицо, надуваются щеки, и голос его переходит в крик.
Жданко делает шаг по направлению к великану, чтоб рассмотреть его меч, но не успел Ждан приблизиться к незнакомцу, как тот протянул руку и внезапно схватил Ждана за плечо и быстро-быстро, сердито стал что-то лопотать на непонятном своем языке, указывая то на свой меч, то на панцырь, то на шелом.
«Бронника ищет, оружейного мастера, — сообразил Ждан. — Как же быть?» Он сам
Варяг.
Пройдя шагов десять, он увидел поднимающегося из дома голубоглазого человека с кудреватой светлой бородкой.
Ждан робко спросил:
— Где тут живут оружейники?
— А на что тебе мастер, малый? Меч понадобился или панцырь?
Голубоглазый весело засмеялся.
— Не мне надобно, а вот тому иноземцу.
— Варягу? Да как же ты уразумел его речь? Я раз пять мимо него прошел и не понял… Веди ко мне! Я и есть оружейных дел мастер; спросил бы Онцифора, — всякий бы показал.
— Да я и не знал, — хотел было оправдаться Жданко. Онцифор добродушно смеется, показывая ряд белых блестящих зубов.
А Жданко уже бежит к великану, который терпеливо ожидает его на том месте, где он его оставил.
ВСТРЕЧА С ОРУЖЕЙНИКОМ
После ухода варяга мастер оставил Жданко отужинать с ним.
Оружейнику полюбился шустрый малый, который привел к нему хорошего заказчика и к тому же показал свою сметку и сообразительность. В голубых глазах Онцифора то и дело вспыхивали лукавые, но добрые искорки.
— Кто ты, малый, да откуда?
И Жданко все рассказал мастеру: о том, что он приехал из-под Василева и что отец уезжает обратно, а ему, Ждану, тоже придется возвращаться в село, если он не присмотрит себе мастерства по душе. Много дней бродит он по городу, у многих мастеров побывал, а решиться ни на что не может. И златокузнец, и резчик по кости делают предивные вещи — всему миру на восхищенье. И в Царьграде, и в польской, и в чешской земле — во всех странах мира знают о киевских мастерах. Есть чему поучиться и у искусных киевских строителей! Из камня и кирпича воздвигают они храмы да дворцы, мрамором да узорчатыми плитками украшают их. А древоделы и тесляры (плотники и столяры), что рубят из бревен клети да терема на высоких столбах, а на кровлях ставят вырезанных из дерева петушков да уточек всяких! До того все прекрасно, что Жданко даже слов не умеет найти, чтоб рассказать об этом, и вот до сих пор не решился,
— А ну-ка, малый, оставайся у меня! Мое дело тоже не худое…
Жданко весь вспыхнул. Вспомнил недавнего гостя-варяга в доспехах, с дорогим мечом в руках. Онцифор говорит, что меч варяга — киевской работы, а доспехи у него кожаные, с нашитыми на них железными пластинами; куда этим доспехам до киевской кольчуги! Вот варяг и заказал ему кольчужную рубашку.
Кольчуга.
Вспомнил внезапно Ждан и того половчина, которого встретил на Кожемяках. Ежели придется биться с половцами, разве не соскользнет половецкая сабля с русской кольчуги, разве пробьет стрела железную броню?
Да, оружие — первое дело! Разве можно быть воину без оружия? Разве можно быть Руси без воинов?!
Согласился Ждан остаться у Онцифора.
Гордый и радостный, он не вошел, а влетел в дом златокузнеца, где жил Петрило.
Глубоко вздохнул Петрило. Пришло время расстаться с сыном! Может быть, оно к лучшему, что малец остается в Киеве, к хорошему делу пристроился, а все же боязно за сына и скучно возвращаться домой одному, без помощника; но Тудор сказал ободряюще, что знает Онцифора давно, что хороший он человек — оружейник известный в Киеве, обижать Ждана не станет.
— Ладно все сложилось у тебя, брат? Не горюй, радоваться надо.
Хорошее это дело — быть оружейным мастером, а все-таки щемит сердце у Петрилы. «Надо хоть повидаться с мастером, пообещать ему гостинец какой-либо, если хорошо учить будет Ждана!»
Онцифор пожелал, чтобы Ждан переселился и совсем к нему.
Обидно стало Петриле, что последние денечки будут врозь с сыном, но Тудор сказал: «Так-то, брат, лучше — Онцифор вольный, не то, что я, — безопаснее Жданке будет у него, чем у меня, холопа. Я подневольный человек».
Петрило в ответ только вздохнул — не хотелось признаваться даже Тудору, в какую беду он сам попал, но согласился со словами Тудора, что спокойнее будет Ждану у вольного мастера. Порешили, чтобы Ждан на следующий же день переселился к оружейнику, а Петрило пойдет с сыном, увидит своими глазами Онцифора, который отныне станет ему заместо отца, познакомится заодно Петрило с Онцифором.
На следующий день Жданко приступил к работе у оружейника. В каморе, где спал Онцифор (она же служила ему и мастерской), стояла наковальня, суживающаяся кверху, а на столе лежало множество неизвестных Ждану предметов.
Он подошел робко к столу, с боязливым любопытством дотронулся до клещей. Ему хотелось спросить у мастера, что делать с ними, для чего лежит точильный брусок, зачем оружейнику тесло (столярный инструмент) и куски дерева и так далее.
Топчется Ждан, берет в руки то одно, то другое, хочет спросить обо многом, но не смеет заговорить первый, а мастер, углубившись в работу, будто забыл о Ждане, не обращает на него внимания.
И стоит Ждан у стола без всякого дела, не знает, как и подступить к оружейнику. А тот — вчера такой разговорчивый, приветливый — сегодня молчалив, хмур, порой взглянет искоса на своего ученика, однако молчит по-прежнему. Жданко переминается с ноги на ногу, наконец ему становится невтерпеж. Он решается заговорить: