В Древнем Киеве

Прилежаева-Барская Бэла Моисеевна

— Что прикажешь мне делать, Онцифор?

Онцифор поднял на Ждана глаза и сказал строго:

— Уж больно ты тороплив, малый! Приглядывайся! Когда надо будет, — я тебе сам скажу!

И Ждан остался по-прежнему неподвижно стоять у стола.

Мастер ковал проволоку, время от времени поглядывая на своего ученика из-под нависших темных бровей.

— Вот, малый, — наконец обратился он к Ждану: — Возьми кусок проволоки, да не так, клещами бери! — закричал он на Ждана. — Отсеки от этой проволоки несколько кусков, а куски сверни кольцами и свари их.

— А как же они сцепятся друг с другом?

— А ты не все кольца сваривай вплотную, часть

колец пусть остаются разомкнутыми; свободные концы колец надо расплющить, в каждом из них пробить маленькое отверстие, для которого заготовь маленькие заклепки. После этого будешь сцеплять кольца. Делай так: каждое разомкнутое кольцо продевай в четыре сплошных. После этого концы его сводятся, а в отверстие вставляется заклепочка; таким образом соединяются пять колец и продолжается сцепление дальнейших колец, покуда не будет готова вся кольчужная рубашка. Много труда и времени занимает наша работа, — сказал мастер, — вот ты и займись пока этим делом, а я буду готовить шелом из цельного куска железа. Этот шелом и легче, и прочнее, чем тот, который ты видел на варяге, — склепанный из четырех пластин.

^Шлем.

Ждану было чему поучиться у Онцифора, который знал не только свое оружейное дело, но мог поспорить и с любым златокузнецом. Он набивал иногда на шеломе тонкие серебряные листы и резцом выводил на них разные хитрые узоры. Вот два зверя, кусающие друг друга, а вот какие-то крылатые чудовища. Иной раз Онцифор набивает на шеломы медные листы, покрытые позолотой.

— А самое главное и самое важное в нашем деле, — сказал мастер, — это изготовление харалуга, харалужных изделий [20] — наварка харалуга на железную их основу — и их закалка. «Каленая сабля», «каленая стрела» — вот похвала оружию! Для того, чтобы закалка получилась добротная, надобно раскаленную стрелу или клинок мгновенно охладить, опустив в холодную воду. Можно и по-иному закалить, — продолжал Онцифор. — Прежде всего раскалишь докрасна и харалужный клинок поставишь лезвием вперед. Тогда сам садись на коня и мчись вперед что есть мочи. Струя воздуха охладит лезвие, и оно тогда станет крепким, твердым, таким, как тебе надобно.

20

Харалужный — стальной, булатный; «харалуг» — русская транскрипция джагатайского слова «кара-лук», то есть «сталь», «булат».

Все, что рассказывал Онцифор, все, чему он учил Ждана, казалось малому столь чудесным, что не мог он вдосталь нарадоваться, что посчастливилось попасть ему в подмастерья к оружейнику, а Онцифор шутливо подсмеивался над ним и говорил:

— Эх, Ждан, скоро ты меня превзойдешь, и не ты моим, а я стану твоим подмастерьем!

ОПАСНОСТЬ ИДЕТ ИЗ СТЕПИ

Неловкость

и страх перед мастером, которые Ждан испытывал первый день, теперь рассеялись. Он терпеливо сносил строгие поучения, а иногда и насмешки своего мастера.

Смеялся Онцифор охотно и часто и никогда не бранил своего ученика, а когда видел, что Ждану не удается работа, что он еще не умеет как следует сварить железные кольца для кольчуги или «сварить» и закалить меч, говорил с усмешкой:

— Не унывай, брат! Все у тебя еще впереди! Молод ты, а потому глуп. Дай бог вырасти тебе поскорее — будешь мастером почище меня.

Ждан не знал, как благодарить судьбу, что она послала ему такого мастера, как Онцифор. Знакомые ребята рассказывают, что им порой попадает от мастеров: и пинки, и колотушки, но приходится сносить и все терпеть молча. Да уж они с Глебкой счастливцы. Миронег Глебу все равно, что отец родной… И тут пришло Ждану на мысль, что его-то родимый не сегодня — завтра отъедет из Киева. Надо честь по чести проводить отца! Петрило был теперь частым гостем в доме Онцифора, а Жданко чувствовал себя у своего мастера совсем как дома.

Онцифор был холост, не было у него ни жены, ни детей. Жданко, доходчивый до всякого ручного дела, быстро освоился с хозяйством мастера и был ему первым помощником не только в его работах на заказ, но и в домашних делах.

Солнце еще не показалось за Днепром, только выслало вперед желто-розовые лучи, а Жданко вскочил уже с лавки и тотчас же принялся растирать зерна ручными жерновами. Еще в пятницу с большого торга он притащил мешок жита.

— Зачем ты зерна трешь? Разве у нас в закромах не осталось муки? — говорит Онцифор, зевая и потягиваясь. — Ишь ты; какой неугомонный; ведь праздник сегодня — воскресенье!

— Каравай надобно испечь! Разве ты забыл, что гостей назвал?

— А что же ты будешь печь? — продолжал говорить Онцифор, не вставая с лавки.

— Два каравая испеку: первый — с маком на меду, а потом еще с осетровым хрящом.

— А может быть, сделаешь с репой?

— Можно и с репой, — согласился Ждан.

Он принес из клети большой куль муки и опрокинул его на деревянную доску, налил подогретой воды, кваску, потом посолил и, засучив рукава, принялся месить тесто. Он месил с таким усердием, что на подбородке и под носом выступили капли пота.

— Ну, уж ничего не поделаешь, не отставать же мастеру от своего подмастерья.

Онцифор еще раз сладко зевнул и теперь уже решительно поднялся с лавки, подошел к дверям, нагнул водолей, вымыл лицо холодной водой, затем вытерся сухим чистым полотенцем, что висело на гвозде рядом с умывальником. Взяв в руки топор, Онцифор поднялся по ступенькам, вышел во двор, где в холодку висели «полоти» (половина мясной туши). Отрубив заднюю ногу у одной туши, он вернулся в дом.

Подавая ее Ждану, сказал:

— На вот говядину! испеки на углях и приготовь еще, чего хочешь, а я пойду к Тудору — поучиться у него искусству черни. Видал, какой меч мне заказал княжеский дружинник? Требует, чтоб рукоять была с черненым узором. Серебряная пластина уже у златокузнеца. Он ее подготовил под чернь — вытиснил узор, а черневая масса у меня здесь, — и он показал на закрытый горшочек.

— А как ты ее сделал? — спросил Жданко, любопытный до всего, что касалось мастерства. Он прекратил месить тесто и уставился в лицо Онцифора.