В движении вечном
Шрифт:
Просто не нужна она в ходе задумки-развития эта так называемая реальная уэллсовская машина времени. Слишком уж опасная игрушка выходит, и хотя бы с точки зрения этих, якобы случайных, а также всех прочих человеческих глупостей.
* * *
Но нужна, нужна очень машина иная. И изобретать ее вовсе не нужно. Она у нас есть и так изначально.
У нас есть годы и мысли. Годы учат умению, и, путешествуя мысленно по изгибам истории, по изгибам известных нам судеб, мы сможем выявить Высшие цели.
2
Дождливое лето
"Кто имеет уши да слышит!"
Евангелие
Разумеется, "уши" в этих извечных, повторяющихся рефреном в Святом Писании словах есть вовсе не те обычные телесные уши, которые зарождаются у нас еще в утробе матери, и которые, как правило, слышат очень даже прекрасно.
Это уши иные духовные.
Они пробиваются на свет гораздо позднее рождения нашего, и далеко не у каждого. Миллионы людей на нашей планете и даже целые государства готовы и сегодня похвастаться этим.
Так, к примеру, Игнат Горанский появился на свет в государстве строго материалистического мировоззрения, в котором наличие каких-либо законов нематериального мира отрицалось вовсе. С первых мгновений существования крохотное изначально "горчичное" семя его духовности выпало на самую неблагодатную почву, и оставалось в неизменности еще многие годы. Сделав окончательный "детский" выбор, он решительно встал на материалистическую точку зрения, встал, вроде бы навсегда однозначно, но возвращаясь, тем не менее, к извечным вопросам снова и снова. Возвращаясь невольно и вновь, подталкиваемый противоречием существования этого Мира своим же собственным физическим законам, но, упираясь при этом неизменно в неприступную стену принципиальной недоказуемости.
И лишь спустя многие годы, словно и впрямь из библейского горчичного зернышка пробудилось нечаянно нечто иное. Нарастало внатужку медлительно, но превращаясь с годами в могучее древо.
***
Это был обычный летний отпуск, уже не первый для инженера Игната Горанского за время его работы на достославном НПО "Интегратор". Последние годы он проводил отпуск вместе с семьей в глухой полесской деревушке на самой границе с Украиной. Там у жены жила бабушка, невысокая и еще энергичная моложавая старушка. Она всегда встречала радушно, там был крохотный бревенчатый домик, был просторный фруктовый сад с привычными яблонями, грушами и со столь экзотическими абрикосовыми деревьями. И там была красивая речка Горынь, так напоминавшая ему родной Неман.
Долгожданный отпуск, жаркое солнечное лето, деревенский уютный домик, роскошный фруктовый сад и чистая рыбная речка. Об этом мы только мечтаем, но! -- но только, если лето действительно солнечное и жаркое, что вовсе не обязательно даже на самом юге Белоруссии.
Как раз то лето выдалось безнадежно дождливым, закутанным зябко в тяжелую небесную сырость, и разноцветный сияющий мир предстал вдруг тоскливо унылым, заколоченным наглухо в деревянные
? Вот и отпуск называется, кушай. А так дожидались, считали деньки... И Вьюнок с Малинковой мурыжили.
По утвержденному ранее предварительному графику отпуск у инженера Горанского был в начале июля, но начальник цеха Вьюнок все не подписывал. Стоило только заговорить, как он тотчас вызывал Наталью Сергеевну с ее огромной всезнающей тетрадью, и начиналось по новой все та же тошниловка:
– - Так, что у нас по пунктам?.. Протокол на доработку обоймы утвердил у главного технолога?.. Не вижу!.. По часовым корпусам решение готово?.. А конструкторам служебную записку направил, у тебя вон завтра сроки. Ой! -- вдруг восклицал Вьюнок, картинно хватаясь за голову. -- Какой отпуск, тут и до зимы не расхлебаешься.
– - Пока не закроешь все пунктики, и не мечтай об отпуске, -- добавляла вслед Малинкова. -- У нас на сей счет строго.
Вот и пришлось, хочешь не хочешь, а поднапрячься всецело, коль на кону встали солнце, воздух, река и свобода. Поднапрячься по известному методу Валеры Ушкова, утюжа без устали сменными тапочками заводские этажи и коридоры. И вот! -- дождались, называется... Покупались, поплавали, позагорали на жарком солнышке.
Делать в этой глухой деревеньке на сотню дворов было нечего. Даже черно-белый, диковинного вида телевизор уже многие годы старомодным испорченным ящиком пылился на столике. Из развлечений оставалось лишь чтение, и вот однажды... Однажды, рассеянно проглядывая в очередной раз имевшуюся в домике в скудном наличии художественную литературу, Игнат обнаружил тонкую книжечку в дешевой синей обложке.
Наверное, нынче не просто поверить, но это правда. Игнат и действительно впервые открыл Библию (а это был Новый Завет в отдельной книжечке) только на двадцать восьмом году своей жизни. Но иначе и быть не могло. Его отец, убежденный материалист, секретарь партийной ячейки на службе строго запретил крестить сына, и в домашней библиотеке он, разумеется, не мог допустить и следа подобной "литературы". Страна, в которой появился на свет Игнат, уже полтолетия проповедовала воинствующий материализм, обещая вскоре и без богов всяких построить на своих необъятных просторах именно то, о чем эти самые боги только мечтали.
Это был 1987-год -- только начало того, на что уже и не надеялись, но чего так долго ждали. Это было только начало большого излома, когда еще только-только осмеливались, оглядываясь по сторонам внимательно, не блажь ли то временная, как бы после соловками не припомнили! -- говорить о том, о чем прежде нельзя было говорить категорически.
Прежде Игнат весьма смутно представлял, что такое Библия. Его ничтожные сведения были из школьного учебника "История древнего мира" за пятый класс. Крохотный параграф на четверть странички, несколько абзацев, где говорилось о якобы бывшей две тысячи лет назад жизни Бога на Земле. Говорилось, что жизнь эта описана в виде особых записок-мифов Евангелий. Мифы эти заложили основы христианства, самой распространенной сегодня религии в мире.
Со всем этим Игнат тогда согласился с легкостью -- мифы, конечно же, всего только мифы. Они потому и есть мифы, что без доказательств, а доказательств-то нет и быть не может. И вот двадцати восьми лет от роду он однажды дождливым вечером случайно наткнулся на тоненькую маленькую книжечку в дешевенькой синей обложке.
И он открыл ее. Он открыл ее просто так из чистого любопытства, с легким чувством снисходительно превосходства:
– - Ну-ка, поглядим, чем тут нашим старушенциям головы дурят?