В движении вечном
Шрифт:
– - Вьюнок! Где там Вьюнок у нас?
– - Я! -- стремглав вскакивает с места дрожащий голубенький "листик".
Зато среди подчиненных на ежедневных планерках-диспетчерских начальник цеха пятьдесят восседает за своим столом, как сам бог античный на троне. Не жди здесь пощады без нужной бумажки! Хоть и невысок ростом повелитель, на стуле дешевом фабричном сидящий, и колпачок низкий, матерчатый, как блин его еще больше приплющивает, а все равно он, словно сверху вниз на бедолагу всевластно взирает, одним только взглядом лепетать, заикаться накручивает. Да только бессмысленны все оправдания,
– - Ну-ка, запишите ему Наталья Сергеевна, в протокол на балансовую...
Впрочем, оно и нельзя здесь "помягше". Подсекут слабину удальцы бывалые мигом, исподтишка скаля зубы на дурочку, тут же тебе и на голову сядут; тогда, если что, подставляй уже сам наверху свою старую битую задницу. Всегда, всегда нужно быть в полной готовности доложить на верху в нужном случае: вот вам виновник конкретный, а вот и приказ на него, и "процентики", а, значит, и меры конкретные, "действенные" приняты.
Виктор Павлович цеховая душа изначально, не по нутру ему "сонное царство". Наверняка это знает, сам недавно испробовал, с полгодика высидел начальником бюро в отделе главного технолога, как жена и друзья насоветовали:
– - И зачем тебе эти беготня, нервотрепка?.. И так двадцать лет по цеховым этажам мальчишкою носишься. Пора и угомониться под старость, подыскать потеплее местечко.
И даже местечко нашли, подсказал ему шурин. И что же вышло в итоге? -- чуть полгода и высидел. Тоска, рутина полнейшая на поверку выходит, изо дня в день одно и то же. Время ползет, как черепаха ржавая; не дело, а полудрема тупая, тягучая. Одно только взгляды кидаешь тоскливо на часовой циферблат этот глупый, тоже, словно навеки уснувший: когда же, когда, пропади ты все пропадом, эти семнадцать-пятнадцать!
Опоздания, штрафное время в отделах-бюро заводских наиважнейший критерий работы. Пропускная система на "Интеграторе" самая модерновая, по принципу метрополитена. Личный пропуск вставил в турникетную щель на проходной, тут же и время твоего прихода на работу с точностью до минутки отпечаталось. И как не рапортуй потом на верхах о самых грандиозных достижениях, а у кого в месячной машинной распечатке меньше всего штрафных минут выбито, тот и претендент наиглавнейший на победу в социалистическом соревновании. Тому и почет наибольший, тому, разумеется, и премиальные денежки.
В цеху же сборочном на эти смешные минутки и не смотрит никто. Хорошо ведь известно, что здесь рабочий график только на бумаге нормированный, по распорядку отбой в те же самые семнадцать-пятнадцать значится. Но это лишь на бумаге, в реальности добро бы хоть и в семь вечера за проходную вырваться. Здесь не штрафные минутки, здесь его величество план главный критерий работы! Экономика в советской стране строго плановая, а, значит, абсолютно каждому производственному звену в государстве с верхов указана точная цифра за месяц, квартал и за год. Нет плана --- и прогрессивочка плакала, весь завод поголовно на голый оклад, вот потому-то во имя его величества и часы перебегаешь лишние, вот потому-то и в выходные дни на работу частенько явиться приходится.
Время-времечко здесь как на крыльях летит, как мгновенье одно. То вдруг ОТК тормознуло приемку, то магазины, как
Только его Виктора Павловича беготня эта лишь раззадоривает, в некий игровой азарт заводит. Тут уж не до глубин, не до высоких материй, жизнь мельтешит как в ускоренной съемке. С утра прибежал на работу, личный пропуск вставил-достал в турникетную щель, и полный вперед по вчерашним хвостам. Подчистил маленько, что-то подвинулось, кажется, выбегал малость, а глядь впопыхах на часы: ни фига себе! -- вот и полсмены конец. С обеда пришел, а на встречу планерка спешит; закончил свою -- вызывают к директору. На ковре свою порцию выслушал "ласковых" слов и отвесил в отдачу своим на низах; снова глядь на часы --- а ведь и близко к пяти, к сменному финишу времечко движет. Промаялся далее кроху, кажись, но глядь за окошко --- темно! -- и не гляди, не сверяй циферблат, часика два перебегал.
Жена ноет опять:
– - Ты и ночевать скоро там будешь!
Друзья снова смеются:
– - Гляди, Витюша, придешь домой как-нибудь, а там только кусок хлеба черный да записка от женки: давай, давай, мол, трудись...
Всего около сотни цехов на объединении, и не в одном из них за двадцать с лишком лет пришлось поработать Виктору Павловичу. Обычное дело, иначе как стабильно в деньгах или должности вырастешь?
– - Мозги в голове хорошо, но еще лучше волосатая лапа! -- еще в институте студенту Вьюнку от ушлых дружков приходилось слышать.
Здесь ведь тоже не откроешь америку. Оно и впрямь куда проще, когда имеется толкач пробивной наверху, как по масляной слизи карьерный процесс тогдакатится. Вот простой, кажись, паренек, в одно время пришел на завод и производственные достижения у него абсолютно те же. А через годик-другой он уже почему-то "старший", через три года начальник соседнего участка, а еще через пять лет ты ему и бумаги на визу в сафьянную папку с почтением укладываешь.
Игорек Короленко в этом смысле вроде исключения: "Сам пробивайся!" --- папаша сказал. А впрочем... считает, вернее всего, в данном случае папаша сынка вундеркиндом, мол, и так себя проявит умница, самоходом верхушки достигнет. А коли облом, на обычной линейке застрянет парнишка?.. Поглядим, как оно годков через пять обернется.
Виктору Павловичу похвастаться особо не кем, а, значит, и самому в подходящий момент подсуетиться нужно. Момент этот конкретный всегда очень тонко почувствовать надо. Вроде неплохо, кажись, и на обжитом месте, сама работа по нраву, и с коллективом сроднился, сработался. Да только чтобы хоть шажок крохотный в деньгах или должности сделать, нужна вакансия соответствующая, а ее нет здесь, и в обозримом будущем никак не предвидится! Вот и начинаешь тогда шерстить по дружкам-знакомым, если не хочешь еще невесть сколько лет мелкотой беспросветной на побегушках носиться.