В двух шагах от рая
Шрифт:
Все это вкупе, привело к тому, что всего за двести лет, поток желающих попасть на планету заметно оскудел. В данный момент, типичный посетитель Элизии, либо вконец опустившийся индивид, едва набравший необходимую сумму для перелета на планету и рассматривающий ее, как последнюю инстанцию. Либо мечтатель, воспринимающий Элизию, как некое волшебное место, после которого, его жизнь изменится, не способный и не желающий приложить хоть сколько-нибудь усилий для изменения той же жизни в «реальном» мире.
Ф.Незнанский.
ТАДАО
– Что это?
– Где?
– Шум, похож на журчание ручья.
– Один из водопадов с Верхнего, и он совсем не похож на ручей.
За домом родителей тек ручеек. Не легко, но, разогнавшись, я мог перепрыгнуть его. Что и делал. К неудовольствию матери и ворчанию отца. А еще, мы с братом запускали в него кораблики. В один из дней, мы взяли модель парусника, что подарили отцу на юбилей, и опустили в воду. Вместо того, чтобы поплыть, корабль тут же пошел ко дну…
– Где я?
– последнее четкое воспоминание, я ложусь в пентаграмму, вместо Ситы. За ним — череда полуосознаваемых образов: свет, лечу, какие-то помещения с наклонными стенами и кристаллами на потолке, Сита.
– Сита!
– Лежи, я здесь, - теплые, мягкие руки гладят меня по голове, ероша ежик волос. Приятно, хорошо.
– Я умер?
– вопрос далек от логичности, но не дает покоя.
– Нет, ты жив, ты с нами.
– Вы в Нижнем, Тадао, и вы не представляете, где были, - прорывается голос Кельвина. Монах тоже здесь, все в сборе — хорошо.
– Теперь все будет хорошо, - в такт моим мыслям звучит голос Ситы.
И я верю ей, потому что мне, действительно, хорошо, оттого, что жив, оттого, что она рядом. Но один вопрос не дает покоя.
– Кельвин!
– Да.
– Я… пожертвовал собой, ради другого, я совершил хорошее дело, теперь я прощен, да?
– Только Бог может простить тебя, Бог и ты сам.
– Но, если я не вашей религии, не прошел этот, как его — обряд крещения, бог не слышит меня?
Молчание.
– Кельвин!
– Не знаю.
– Тогда я хочу, чтобы ты крестил меня, Кельвин, чтобы он услышал!
Мой голос дрожит, и эта дрожь передается монаху, или мне так кажется.
– Это… это ответственный шаг.
– Но я хочу этого, хочу заслужить прощения, не ради кармы и будущих перерождений, а в искупление совершенного. Твой бог, он должен понять.
– Хорошо, ты можешь подняться?
– Не знаю, - я пробую, и Сита помогает, какая же она сильная, откуда столько силы в столь хрупком теле.
– Ты жива, - с радостью смотрю на нее.
– Да, благодаря тебе.
– Но… если жив я, значит, опасность тебе не угрожала… - болит голова, словно опять
– Не важно.
Вместе мы поднимаемся.
Теперь вижу — мы, действительно, в Нижнем. Серый туман, колонна невдалеке, жиденький водопад из стоков. Поодаль стоит Кельвин, мешок он отложил, задумчиво глядит на Океан.
– Конечно, здешняя жижа не совсем вода. Но не креститься же той гадостью, что стекает с Верхнего.
Он входит в Океан и делает мне жест, приглашая следом.
Поддерживаемый Ситой, я иду.
Монах замер невдалеке от берега. Вода в Океане совсем не холодная, и не такая густая, как может показаться на первый взгляд. Кельвин опускает руку мне на голову и начинает чтение молитв. Слов не разобрать, и рука у него сухая, тяжелая, совсем не как у Ситы.
– Крещение – это только начало, или, если хочешь, верхний пласт, видимая часть. Ты должен жить, соблюдая заповеди, принимая наши ценности.
– Я знаю.
Монах продолжает молитву.
Сухая рука давит на темя, принуждая погрузиться в воду. Я покорно набираю воздух и ныряю. Трижды.
Молитва продолжается.
В конце ее монах снимает крест с себя и одевает мне на шею.
– Теперь ты с нами.
Опустив голову, он бредет к берегу.
А я… вроде, ничего не изменилось – туман, колонна, Океан, но как-то… Как-то хорошо на душе, легко что ли. Словно груз, что висел и давил все эти дни, годы, разом упал, растворился в Океане, в тумане, в этом дне, в улыбке Ситы.
Я уже могу идти сам, и иду, к берегу, рядом Сита.
Кельвин опускается на камень, рядом мешок.
– У меня был сын…
30.
КЕЛЬВИН
– У меня был сын, - шепчут сухие губы, Тадао и Сита удивленно смотрят на него. – Крис. Замечательный мальчуган, точнее – юноша. Он всего лишь хотел сделать людей счастливыми. Идеалист, подобно многим идеалистам, он прилетел за желанием сюда, на Элизию.
– Я… я не знал, - бормочет Тадао, словно извиняясь.
– Ты и не должен был знать. У всех нас есть свои секреты. И он вернулся – овощем, пустой оболочкой без души и желаний. Не знаю, возможно, так планета исполнила его мечту. Крис вскоре умер, угас, несмотря на все старания и уход врачей. Моя жена – Рея, она не выдержала. Нет, она жива, она просто бросила меня, к тому времени мы все равно уже не были семьей – порвалась связующая нить, а силы привычки оказалось недостаточно. А я, я ушел в монастырь. Вот так – проклятая планета сначала отобрала мечту у сына, а затем сына у меня.