В джунглях Юга
Шрифт:
Луок с радостным лаем прыгнул с лодки прямо во двор. Из хижины вышла высокая худощавая женщина с закрученными в узел на затылке волосами. Она наклонилась приласкать собаку, но, увидев меня, тут же оставила ее.
— Чей это мальчик?
Ко как раз протягивал мне руку, помогая выбраться на берег. Он оглянулся на мать и улыбнулся:
— Теперь он наш, мама!
— Я взял его в приемные сыновья. Ну, жена, веди его в дом, — откликнулся из лодки продавец змей, пряча весла под навес.
Женщина, ласково улыбаясь, смотрела на меня. Не зная, что сказать, я смущенно опустил голову и поздоровался.
Когда-то Тяна, моего приемного отца, в
— Ты ведь до сих пор еще долг своих родителей не отработал. Вот поработай на меня ровно двадцать лет, дам тебе тогда немного земли. Дом поставишь, и поле свое будет — сможешь сам себя прокормить да и женишься тогда, — твердил ему помещик.
Как только наступил этот срок, Тян напомнил помещику его обещание.
— Что, жениться захотелось? — расхохотался тот. — Да найдется ли такая, что пойдет за тебя?
— Уже есть, хозяин! — обрадованно ответил Тян.
— Небось калека или уродина какая?
— Нет, хозяин…
— Ну ладно… — Помещик подумал немного. — Приведи ее сюда, посмотрю сначала…
Тян греб целую ночь, чтобы добраться до дома своей невесты, она тоже была бедная сирота и жила у тетки.
Когда перед старым помещиком склонилась в почтительном поклоне красивая, статная девушка, он от изумления долго сидел молча. Тян и его невеста, испугавшись, что они чем-то прогневили хозяина, тихонько попятились было из комнаты. Но помещик очнулся и подозвал Тяна к себе:
— Скажи ей, пусть остается здесь. Я пошлю человека, чтобы переговорил с ее теткой… Ну, а с женитьбой… не спеши. Отправляйся пока на пастбище, там двадцать буйволов, будешь за ними ходить вместо Ба, а он пусть возвращается сюда.
Прошло полмесяца, Тян все пас буйволов и жил в караульной вышке на сваях посреди поля. Он с тревогой смотрел в сторону хозяйского дома. За двадцать лет Тян хорошо узнал помещика и теперь ничуть не сомневался относительно его намерений. Сколько молодых женщин было загублено и опозорено в помещичьем доме!
Однажды среди ночи Тян проснулся от какого-то стука. Решив, что забрался вор, он схватил косарь и выскочил.
— Тян, беда! — услышал он голос своего друга Ба.
Оказывается, отправив Тяна, помещик сразу же позвал его невесту и стал уговаривать быть покладистой.
— Только кивни головой — и тут же станешь третьей женой, — обещал он.
Девушка упала в ноги, умоляла отпустить, не позорить. От уговоров помещик перешел к угрозам и побоям, стегал кнутом, но так ничего и не добился. Тогда он запер девушку в пустом сарае, без еды, бросив ей только кувшин с водой и настрого запретив слугам приближаться туда. Один только Ба каждый день тайком совал в щель под дверью немного вареного риса. Несчастная девушка плакала все ночи напролет. Однажды вечером она вдруг услышала доносящуюся с реки песню:
Жду тебя, милый, жду, Помнишь ли наше прощанье, Нашу печаль-тоску…Она закрыла лицо руками и зарыдала. Теперь только смерть, думала она, могла помочь ей сохранить верность. Она отодвинула сломанную доску в стене сарая и просунула в отверстие руку, стараясь дотянуться до веревки, которую кто-то случайно оставил снаружи…
Ба ночевал неподалеку, в другом сарае. Жалость просто разрывала его сердце, но чем он мог помочь! Иногда ночью он выходил и подолгу стоял, слушая, как несчастная плачет. В этот
Когда Тян и Ба вместе прибежали к сараю, на их стук никто не отозвался.
На грохот сорванного замка примчались собаки, но, увидев своих, лаять не стали. Тян толкнул дверь внутрь и споткнулся о бесчувственное тело на полу. Он поднял невесту на руки и вынес из сарая.
— Мы пропали! Хозяин идет! — крикнул Ба.
Из дома уже выбежал хозяин с палкой в руках:
— Оставь ее!
— Хозяин, пожалейте нас…
Помещик взвизгнул от злости и принялся избивать Тяна палкой. Тян пытался было закрыть собой тело невесты и упал под ударами на землю. Но он успел выхватить из-за пояса косарь и обернулся к помещику. Тот с криком побежал к дому.
Тян метнул косарь ему вслед и, подняв невесту на руки, бросился бежать.
Затрещали колотушки и барабаны. Не успел Тян отбежать и ста метров, как его уже схватили. Косарь оставил длинный след на руке помещика. На Тяна одели колодки, избили до полусмерти и приговорили к двадцати годам каторги. Через шесть лет он бежал, забрал свою невесту; они сели на лодку и уехали подальше от этих мест. Они сменили имена и долго скитались в разных краях. Им пришлось испробовать много занятий: они ставили большие глубинные сети, охотились на крокодилов на широком Меконге, собирали арек [24] и кокосы в Бенче, где пальм так много и они растут так густо, что под ними можно пройти целый день и на тебя не упадет ни одного луча солнца. Они батрачили на плодородных землях в Баклиеу на тех, у кого дома буквально ломились от богатства. На полях, обработанных их руками, сплошной стеной, до горизонта, стоял золотой рис, а у них его не было даже на похлебку.
24
Арековая пальма — высокое, 10–12 м, дерево; из плодов его добывают лекарственные вещества.
Когда родился Ко, на семью снова посыпались несчастья. Деревенские богатеи, польстившись на красоту жены Тяна, распустили слух, что он коммунист, и хотели отправить его гнить на Пуло-Кондор [25] . Но добрые люди успели предупредить Тяна, и он, посадив жену и сына в лодку, уехал подальше от этих мест.
— Лучше жить в лесу, — плача, говорила его жена.
И каждый день все глубже в чащу джунглей уходила старая дырявая лодка, на которой было все их богатство — серый пес, косарь да несколько корзин с рисовой рассадой…
25
Остров Пуло-Кондор — печально известное место тюрем для политических заключенных — патриотов в Южном Вьетнаме.
Они выбрали самое высокое дерево в округе как ориентир для лодки и поставили под ним хижину. Подняли поле, научились многим лесным промыслам. Теперь они жили среди тумана и душных испарений. Но зато здесь они были свободны.
Обо всем этом я постепенно узнавал из отрывочных рассказов моей приемной матери. Они как будто приподнимали завесу времени, и все события и люди отчетливо вставали перед моими глазами.
— Оставайся с нами. Правда, мы бедны, у нас ничего нет. Но, бог даст, твоя жизнь не будет такой тяжелой, как наша, — как-то раз грустно сказала мне она.