В эпицентре бури
Шрифт:
После обеда, во время своей речи, я подробно процитировал записи из дневника моего предшественника, бригадного генерала Дэви, который сорок девять лет назад оказался в несколько более сложной ситуации, чем я надеялся:
— За десять часов численность танков в моей бригаде сократилась со ста двадцати девяти до девяти машин. Но мы сделали то, что нам было приказано, и удерживали позиции, которые считались жизненно важными для противника, и отбили его попытки вернуть их. Мы были окружены. В тот вечер я передал по радио, так, чтобы враг мог слышать, следующий комментарий: "ситуация под контролем".
Я закончил
"Дорогие "Пустынные крысы"! Пусть ваша слава сияет вечно! Пусть ваши лавры никогда не увядают! Пусть память о вашем славном военном паломничестве никогда не умрет. Это был марш, не имеющий аналогов во всей истории войны."
Оркестр сыграл "Прощай, Иннискиллинг", марш моего старого полка, а затем, в честь присутствующих морских пехотинцев, марш Корпуса морской пехоты.
Три дня спустя, 24 ноября, я встретился со своим новым начальником, недавно назначенным командиром 1-й бронетанковой дивизии генерал-майором Рупертом Смитом.
Он был немного необычной фигурой. Офицер парашютно-десантного полка не казался мне подходящим кандидатом на должность командира бронетанковой дивизии, но я знал, что у него репутация мыслителя с большим опытом. В 1964 году он был произведен в офицеры в парашютно-десантном полку, а в 1982 году командовал 3-м его батальоном. В 1978 году, будучи в то время командиром роты, он был награжден королевской "Медалью за отвагу" за спасение сослуживца-офицера из горящей машины, подожженной взрывным устройством ИРА. У него были ужасные ожоги кистей рук. Позже, в Германии, он командовал 6-й бронетанковой бригадой, которую преобразовал в первую армейскую аэромобильную вертолетную бригаду.
Стоя на взлетно-посадочной полосе в Эль-Джубайле и ожидая, когда самолет генерала остановится, я вспомнил слова друга, который служил под командованием генерала Смита в 6-й бригаде.
— Он очень сдержанный, — сказал он. — Он очень профессионален и руководит своим штабом как машина.
Я был несколько удивлен, когда по трапу самолета спустился мужчина, который, как мне показалось, выглядел гораздо моложе меня, с копной черных волос, в которых почти не было седины. Он был похож на актера Джереми Айронса. Он был одет в боевую униформу для джунглей, на плечах у него были знаки различия генерал-майора, а на правом рукаве — крылья парашютиста. В руке он держал отличительный темно-бордовый берет парашютно-десантного полка и футляр с картой. У него было то, что я могу описать только как властность, смешанную с весельем.
Позади него на ступеньках стоял бригадный генерал Кристофер Хаммербек, высокий блондин в черном берете Королевского танкового полка. Мы знали друг друга много лет.
Полковник Джон Рейт, начальник штаба дивизии, который был на один уровень старше Юэна, был следующим. Он был очень компетентным офицером, к тому же еще одним из парашютно-десантного полка. Позади было улыбающееся лицо полковника Грэма Юэра. Грэм был заместителем начальника штаба дивизии и хорошим другом. Мы знали друг друга много лет.
Там было еще около дюжины человек, но, поскольку время поджимало, я пропустил представление и повел группу к четырем ожидавшим нас вертолетам "Пума", которые должны были доставить нас в нашу штаб-квартиру в пустыне. Шум внутри мешал разговаривать; я наблюдал,
В тихой части штаба, вдали от машин и генераторов, мы натянули большую маскировочную сеть на длинные палаточные столбы, чтобы создать подобие укрытия. Под ней было около двух десятков складных стульев и несколько досок. У некоторых были большие карты, на которых был изображен наш район, на других — дислокация наших войск или сил наших союзников.
Я рассказал о том, чего мы достигли: о нашей программе стрельб, а затем о почти постоянных учениях, которые мы проводили, в отличие от американцев. Я объяснил, как мы вписались в планы развертывания морской пехоты. Мы были их бронетанковым резервом, но если бы мы перешли от обороны Саудовской Аравии к нападению на Кувейт, мы были бы ближе к передовой, особенно наши инженеры. Хотя я знал, что генерал де ла Бильер объяснил свои соображения по поводу перехода к армии США, тем не менее я совершенно ясно дал понять, что, по моему мнению, мы должны остаться с морской пехотой.
Позже я более подробно рассказал об оперативных планах, в том числе о мерах противодействия внезапности на случай, если Ирак предпримет внезапное нападение. Я также рассказал о наших будущих намерениях. Мы с морскими пехотинцами и моим штабом решили, что наш существующий полигон слишком мал для соединения, поэтому начали переговоры о новом участке севернее для гораздо более крупного комплекса, который мы намеревались использовать совместно. И вот, под палящим солнцем, день клонился к вечеру. Около четырех часов мы все снова сели в "Пумы" и полетели в Аль-Джубайль на экскурсию по тыловому району. После экскурсии мы продолжили работу в отеле "Холидей Инн" на окраине города. Наконец, около одиннадцати мы закончили и разошлись в разные стороны, зная, что до следующей встречи всем вместе еще несколько недель.
На следующее утро, пока Руперт Смит и его команда проводили собственную рекогносцировку, я вернулся на аэродром, чтобы встретить самолет с важными персонами из Специального комитета Палаты общин по обороне и различными членами Палаты лордов. По дороге обратно в город я сидел между лордом Пимом, бывшим министром иностранных дел, и Уинстоном Черчиллем, членом парламента от партии Тори. Мы обсудили ситуацию в Персидском заливе в целом. Но позже в тот же день я затронул тему нападения на Ирак. Комитет согласился с тем, что, хотя бомбардировка Ирака не представляет политической сложности, если наземные войска войдут на территорию Ирака, это приведет к ненужному расширению войны. На этот раз я был удивлен, похоже, никто не сообщил им о планах, разрабатываемых в Эр-Рияде.
Во второй половине дня мы сначала полетели к "Стаффордам", которые устроили великолепное представление. Вездесущая пресса уделила большое внимание нашей следующей остановке — ирландским гусарам. Танк, который был показан комитету, был назван "Черчилль" в честь деда члена парламента, который в свое время был офицером 4-го гусарского полка. Возможность сфотографироваться была слишком хорошей, чтобы ее упустить. Майклу Мейтсу, председателю специального комитета, также было уделено особое внимание. Я был несколько удивлен, что он вообще приехал. Я думал, что у него, как у руководителя предвыборной кампании Майкла Хезелтайна, были другие дела.