В эпицентре бури
Шрифт:
После окончания дежурства бригада приступала к своим обычным обязанностям. Первые часы, когда день был еще относительно прохладным, были временем для физической нагрузки. Физические упражнения были необходимы, поскольку общее потребление калорий составляло более трех с половиной тысяч калорий в день. Среднестатистическому человеку, занимающемуся небольшими физическими упражнениями, требуется всего две тысячи восемьсот калорий. Каждый день, когда было возможно, мы совершали пробежку, вероятно, всего на две мили. Если пробежка была невозможна, мы что-нибудь делали, даже если это были всего лишь приседания и отжимания. Бывали моменты, особенно когда было много работы, когда требовалось приложить огромные усилия, чтобы заставить себя выдержать несколько минут физической
Затем начиналась дневная работа, будь то учения, инструктаж, встречи с морскими пехотинцами или что-то еще, что нужно было сделать. Мы не делали различий между буднями и выходными, единственным исключением были полевые службы по воскресеньям.
Каждый вечер в семь часов мы проводили совещания по "Птармиганам". "Птармиган" — это система связи, наполовину радио, наполовину телефон, военный эквивалент сотового телефона. Его большим преимуществом является наличие встроенного шифратора, так что, если кто-то перехватит вызов, невозможно будет понять, о чем идет речь. Одной из очень полезных функций была возможность совершать конференц-звонки. Связисты набирали специальный код, и один за другим подключались командиры — Юэн, Робби, Мартин Уайт и еще целый список людей. Это был самый эффективный способ передачи информации. Поскольку у нас были комплекты оборудования и в штабе, и в моем танке и "лендровере", а также в лагере № 4, я мог присоединиться к вечернему совещанию, где бы я ни находился.
После первых учений с боевой стрельбой, когда мы уложились в установленные сроки, стало невозможно поддерживать прежнюю интенсивность тренировок, и нам пришлось позволить всем немного расслабиться. Тренировки должны были продолжаться, чтобы мы были готовы, но на более низком уровне, с упором сначала на проверку личных навыков, а затем на отработку в ходе учений эскадрона, роты или батареи. Также было жизненно важно, чтобы все были заняты. Длительные периоды с небольшой активностью были серьезной угрозой для морального духа. Солдаты стали бы скучать, и тосковать по дому.
Одна из потенциальных проблем была быстро устранена в зародыше. В свободное от учений время полки вставали и ложились спать по солнцу, и каждый день было по двенадцать часов темно. Несмотря на то, что солдатам предстояло нести караульную службу и дежурство у рации, у большинства солдат не было иного выбора, кроме как лечь спать, а поскольку освещение было запрещено, им ничего не оставалось, как лежать в своих спальных мешках и пытаться заснуть или подумать. Моральный дух начал падать.
Нам пришла в голову идея установить палатки с затемненными окнами, но с генератором для освещения внутри. Они стали чрезвычайно популярны. Солдаты могли слушать Всемирную службу, читать, играть в карты или писать письма. Или просто разговаривать. Со временем эти палатки становились все более совершенными, и в конце концов нам удалось раздобыть видео.
Но самым большим стимулом для поднятия боевого духа были "голубые" конверты, авиапочта вооруженных сил. Они были бесплатными, и мы все воспользовались ими по максимуму. Каждый день бригада отправляла тысячи писем и, в свою очередь, получала столько же. К середине ноября солдатам бригады было выдано четверть миллиона "голубых" конвертов. Огромное количество людей, живущих в ангарах доков, создало для меня необычную проблему. Однажды я был возмущен, услышав, что бульварная газета якобы предлагала солдатам по 300 фунтов стерлингов за каждое опубликованное письмо — и желательно, чтобы там было нечто большее, чем просто "погода хорошая, но очень песчаный день". По какой-то причине она хотела, чтобы солдаты поворчали. Начальника почтовой службы попросили проверять, куда отправляются письма, но не читать их, у нас не было таких полномочий. Цензура любого рода разрешена только после объявления войны; до этого мы ничего не могли сделать. Я настоял на том, чтобы он обращал внимание на почту, отправляемую на нежилые адреса. Он выяснил, что чаще всего писали в футбольные клубы, где, предположительно, просили
Чтобы облегчить себе задачу с перепиской, я отправил свои ежедневные записи в дневнике Джеральдине в Германию. Как только они были напечатаны, она отправила копии ближайшим родственникам. Но я был завален письмами от сотен обычных граждан, которые просто хотели подбодрить нас и предложить поддержку. Мы получили письма от старых солдат, которые служили с "Пустынными крысами" во время Второй мировой войны, некоторые из которых хотели поделиться своими тактическими советами. Из них я с удивлением обнаружил, что многое осталось неизменным. Мистер Гай Уилер написал мне одним из первых, рассказав поучительную историю о пыли в пустыне и о том, как она засоряет пулеметы. Я скопировал его письмо и разослал по полкам. Другое письмо заканчивалось предупреждением: "Если вас атакуют "мессершмитты", когда вы находитесь в танках, не забывайте делать зигзаги".
У меня завязалась восхитительная переписка с миссис Джойс Миллер, бабушкой из Киллингворта, штат Коннектикут, которая на протяжении всей войны присылала мне письма, открытки, видеозаписи, продуктовые посылки и шахматный набор. Я до сих пор ей пишу. Другим постоянным адресатом была Анджела из отдела кредитного контроля компании "East Midlands Electricity" в Дерби.
Но, пожалуй, самым трогательным из всех пожеланий всего наилучшего, было письмо от мистера Джона Такера, девяноста шести лет:
"Примерно дважды в год ветеран Дюнкерка получает конверт с 10,50 фунтами стерлингов от местного отделения Королевского британского легиона. На этой неделе я получил конверт. Однако, учитывая, что в войне в Персидском заливе участвует так много наших парней и девушек, я чувствую, что в нынешних обстоятельствах мои потребности должны быть гораздо меньше, чем потребности тех, кто прямо или косвенно связан с войной. Итак, я положил 50 пенсов в свой электросчетчик и прилагаю 10 фунтов стерлингов, чтобы вы могли использовать их по своему усмотрению."
Но поддержка этим не ограничивалась. Некоторые были убеждены, что нам не следует отправляться воевать в пустыню, и настойчиво писали нам об этом. Некоторые также считали, что нас балуют; одна женщина заметила: "Я не понимаю, почему войска так сильно жалеют. Наверняка у них есть припасы, и они пробыли там не так уж долго". И она была права: мы испытывали колоссальное уважение к нашим предкам — "Пустынным крысам".
Другое дело — звонки по телефону. Когда солдаты проходили через лагерь № 4, они могли пользоваться кабинками, спонсируемыми компанией "Меркьюри". Но иногда потенциальный подъем морального духа оборачивался неприятными последствиями, если жены, родителей или подруги не было дома или, что еще хуже, никто не отвечал.
Лагерь № 4 сыграл жизненно важную роль в нашей жизни. Когда бригада прибывала в Саудовскую Аравию, это было временное жилье. Когда мы переехали из Аль-Джубая, я передал его в руки Джона Милна и подполковника Марти Грэхема, чтобы они превратили его в фитнес-центр и тренировочный центр. Военнослужащие проходили ротацию в течение пятнадцатидневного цикла обучения — десять дней в полевых условиях, три дня в лагере № 4 и по дню в пути в каждую сторону. У Джона были инструкторы, которые обучали технике РХБЗ, оказанию первой помощи, распознаванию транспортных средств и базовым навыкам низкого уровня, а также руководили физической подготовкой. Но лагерь был чем-то большим, чем просто классные комнаты. На самом деле это было важно для того, чтобы вывести солдат из пустыни, обеспечить им горячий душ, туалет со смывом, кровать с матрасом и еду, которая, хотелось бы надеяться, была не из консервной банки. Там также были основные удобства, небольшой магазинчик, где продавались шоколадные батончики и так далее, а также парикмахер, который, насколько я мог судить, не говорил на незнакомом языке. В результате было бесполезно пытаться объяснить, чего вы хотите; он мог сделать только одну стрижку, очень короткую. За те шесть месяцев, что я провел в Заливе, мне пришлось стричься всего дважды.