В этот раз в следующем году
Шрифт:
— Она рассказала тебе, что я собираюсь ехать в Африку.
— Да, рассказала, — сказал он и присел.
— И ты не одобряешь это.
— Я так не говорил. Не мне судить.
— Тебе и не нужно было.
Он повернулся к ней, согнув ногу в колене на диване, и посмотрел на неё. Он заглядывал прямо в душу, его глаза ярко блестели от света огня. Они не были карими, как она сначала подумала, а золотисто-серыми, и они смотрели так, как она и хотела, чтобы на неё смотрели.
Он посмотрел вниз на свою
— Я не говорю, что ты делаешь что-то неправильно. Я думаю, что тебе будет намного тяжелее оставить ее одну здесь.
Бренна боролась с желанием вскочить на ноги, уйти из комнаты и убежать от его слов, в которых слышалось явное обвинение. В каком-то роде такая защитная реакция доказала бы, что он прав. Она уже в самой взрастила в себе вину, печаль.
Желание быть в объятиях бабули, чувствовать запах ирисок и роз.
— Я не оставляю её. Я делаю в точности, как поступила она — записалась добровольно, когда познакомилась с дедушкой. Он был врачом, ты же знаешь.
— А она была медсестрой. Она мне рассказывала.
Опять, он все о них знал.
— Мои родственники поступают сейчас точно так же. Я просто иду по семейным стопам, и делаю это с её благословения.
Он кивнул, его взгляд вновь устремился на огонь.
— Мой отец дал мне точно такое же благословение, когда я бросил практику и завербовался.
— И в итоге ты знаешь из первых уст, на что похож такой выбор карьеры.
Несколько секунд прошло перед тем, как он ответил,
— Я так же знаю, как тяжело быть в семи тысячах миль, когда у отца остановилось сердце.
Злость начала закипать у неё в крови, но она молчала, не понимая, что стало причиной таких эмоций: его слова или то, что мечта всей ее жизни забирала ее от бабули. Та самая мечта, которая лишила её родителей.
Её не беспокоил их отъезд. Ей было восемнадцать, и она была независима. Тогда она была в порядке, но сейчас…
Или не была?
— Мне жаль, что так произошло. Между вами.
Диллон пожал плечами, сделал большой глоток из бутылки, ничего не сказав.
— По крайней мере, я не буду в зоне боевых действий.
— А условия для жизни и здоровья в том месте, куда собираешься? Это другой вид войны. И ты будешь сражаться с этим в восьми тысячах миль от дома.
Значит, её дополнительная тысяча миль имеет разницу?
— Я живу в четырёх часах езды от нее сейчас. Если её сердце остановится, я уже буду слишком далеко от неё. Также, если бы ты до сих пор вел медицинскую практику в Штатах, вместо того чтобы спасать жизни заграницей…
Она остановилась. Его жизнь её не касалась. И то, что ему хуже, не заставит её почувствовать себя лучше. Это неправильно и грубо.
Он сел прямо, поставил локти на колени, руки между
— Я говорил себе это же дюжину раз. Я не знаю, почему это не помогает.
Она подумала о своей внутренней борьбе, о том, чтобы оставить бабушку. Затем осознала, что это касалось не только нее. Что Диллон Крейг, солдат, воин, доктор, спасатель, разделил её сомнения.
Поставив остатки пива на стол, она поднялась на ноги. С неё хватит на сегодня. Хватит сомнений, хватит переживаний, хватит позволять вине побеждать. Хватит расстраивать этого столь щедрого хозяина, потому что у неё до сих пор были сомненья.
Возле двери спальни она обернулась.
— Может дело не в милях. Может дело в неуверенности, что мы правильно поступаем.
Прошло много времени после того, как она зашла в спальню, а Диллон все еще сидел перед огнем, думая о том, что она сказала.
О выборе. О правильных поступках.
Он без всяких сомнений знал, что служить своей стране — это был зов, на который нужно было откликнуться. Он никогда не видел такой гордости в глазах своего отца, как когда он стоял с остальными членами семей, отправлявших их на войну.
Бренна была права. Дело было не только в милях, но и в выборе. И он сделал его, пока был в Афганистане, выбор, который имел последствия, с которыми ему придется жить всю оставшуюся жизнь.
Ни у кого не получилось оставить это позади. И ни у кого не получится. Это не значило, что ему не приходилось выбирать, кого спасать, а кого оставить. Он видел эти лица каждый день и не мог выбросить из головы. Лица, которые будут преследовать его, не обращая внимания на то, сколько других обязаны ему жизнью.
Он не искал признания или денег. Все, чего он хотел, — знать, что сделал все ему подвластное. Ему хотелось знать, что еще один шаг ничего не изменил бы. Что ни одна семья не пострадала, потому что он допустил ошибку.
Из его спальни послышался кашель Бренны. Он поднялся, прислушался и ничего больше не услышал. Он еще не решил, была ли она той женщиной, которую он ожидал увидеть, после всех рассказов её бабушки.
По большому счету из-за того, что он не знал, чего ожидать. Бабушка рассказывала все, приукрашивая и смягчая мельчайшие изъяны.
Которые он пока не мог найти. Она была хорошенькой соседкой девушкой, но с сексуальным взглядом. Она была умна, резка. Она бросала ему вызов, и это больше всего нравилось ему. Но в каждом, сказанном им слове, была правда. Будет не просто оставить своих близких и любимых ради карьеры.
По крайней мере, она не будет иметь дело с выбором между жизнью и смертью на поле боя, от которого он до сих пор спрашивал себя, причинил ли больше вреда или все же добра.
Глава 4