В глубине Великого Кристалла. Том 2
Шрифт:
Если трезво подумать, ничего страшного не случилось. Полгода — невелик срок. Поработаю в самом деле с Юджином, потом Петька вернется, и мы будем жить-поживать вместе.
Но я понимал, что спокойной жизни не будет. И дело даже не в том, что Петька вернется еще более выросшим и отчужденным. Просто я чувствовал, что в прощании нашем есть какая-то роковая предопределенность. Будто оно — навсегда.
Чего я боялся? Полоза нет, не грозит он больше ни мне, ни Петьке. Безопасность плавания теперь обеспечена стократно. Это даже хорошо,
Но мысли были здравые, а чувства — наоборот… Не было у меня никакой прочности в будущем. Словно я сошел на случайном полустанке, а поезд укатил, не дождавшись меня. И будут ли еще поезда, не знает никто. Что делать? Жить здесь? Или идти по шпалам? А куда?
Город-полустанок, планета-полустанок, жизнь-полустанок…
Но последние два дня до отплытия мы с Петькой провели нормально. По-дружески. Разговаривали о том, как он вернется и станем опять жить вместе. Обсуждали маршрут предстоящего путешествия: какие города и острова Петька повидает.
Он даже взял у Эдды Андриановны обшарпанную гитару и спел мне пару песен — из тех, что выучил на Пристанях. Ничего, славные были песни. Одна — о незнакомой планете, которая снится мальчишке, другая — о грустном пирате: у него потерялся щенок, и стало не до сокровищ и абордажей… Вот такие были песни, без всякого блатного и уголовного оттенка. Витька Чиж сочинил…
Двадцать пятого августа был прохладный и облачный день, похожий на вечер. С утра в Корабельную-Детскую церковь потянулись вереницы мальчишек и девочек с деревянными и бумажными корабликами в руках. На каждом горела капля-фонарик. Этакий электрический светлячок (они продавались за копейки в любой лавочке).
Ребят в церкви встречали молодой отец Федор и отец Венедикт, который опять был назначен настоятелем этого храма.
Ребята не ставили кораблики на полки: такое количество там все равно не уместилось бы. Они сразу опускали свои суденышки в бегущий по желобу ручей. И те, светясь огоньками, уплывали по Тополинке в море…
Шествие это было долгим и растянулось до вечера. Я, Петька, Сивка и Зайчик смотрели на него со стороны. Петька сказал, что свой (то есть наш) кораблик он поставил уже давно. А Сивке и Гошке это было ни к чему, они ведь не уплывали, оставались с отцом Венедиктом.
Сивка то и дело надоедал Петьке всякими вопросами, Петька огрызался довольно сурово. Я наконец не выдержал:
— Что ты так рычишь на него? Он к тебе всей душой, а ты…
Петька шепотом объяснил:
— Потому и рычу. Он ко мне видишь как приклеился. Хочу, чтобы наоборот. А то будет скучать…
— Рычи тогда и на меня…
Петька щекой прижался к моему рукаву:
— Я на тебя и так вон сколько рычал. Не обижайся, ладно?
— Ладно уж…
Потом в числе последних мы зашли в церковь. Петька постоял перед нишей с иконой и корабликом. После этого попрощался с отцом
— Господь с тобой. Не забывай нас, путешественник, посылай весточки с пути…
Утром я проводил Петьку на «Розалину». Вернее, на паром, который ходил туда-сюда, отвозя ребятишек на судно.
Мы коротко, без всяких слов обнялись. Я потрепал по ушам Кыса, который сидел у Петьки на руках (конечно же, он отправлялся вместе с Петькой).
Затем Петька помахал еще с паромной палубы и затерялся среди пестрых мальчишек (наряженных, наверно, в ту самую одежду, которую Петька видел в трюме).
В миле от берега, недалеко от «Розалины», стояла теперь и «Розалина-2». Оба судна были украшены флагами расцвечивания.
Наконец «Розалины» выбрали якоря, погудели и начали медленно вытягиваться с рейда. С берега махали провожающие. Их было довольно много: и просто зеваки, и республиканские и городские чины, и телеоператоры, и даже старинного вида духовой оркестр в гренадерских костюмах…
Где-то здесь наверняка был и отец Венедикт со своими мальчишками. Но я не стал их искать. Я знал, что буду завидовать отцу Венедикту: у него есть Сивка и Заяц, а у меня теперь никого…
Я пошел домой.
По дороге я увидел в витрине магазинчика с игрушками зеленоглазого кота с серой синтетической шкурой и загнутым кончиком хвоста. Зашел и купил этого зверя, поддавшись сентиментальному чувству (разумеется, непростительному для пожилого толстого дядьки с нервами исследователя межзвездных пространств — бывшего, впрочем…).
Дома я посадил кота на стол рядом со звездным глобусом.
— Ну вот, Кыс, остался я один… Искусственный Кыс молчал.
Я качнул маятник непонятного прибора. Тик-так… Время. Медленное, счет на секунды…
Если бы не погибла «Игла», ушел бы на нее и там за сутки отсчитал бы земные полгода. До Петькиного возвращения.
Не было «Иглы»… А сам-то я — был ли? Затерявшийся пассажир на случайном полустанке…
Когда тоска налилась совсем уже невыносимой тяжестью, я услышал за дверью:
— Мсье Пьер! Мсье Пье-эр! Вас к экрану! Господи, что еще? Неужели что-то с «Розалиной»?
Но это вызывал меня из Византийска Юджин. Лицо у него было какое-то странно озабоченное, что ли. Он словно сам не верил тому, что говорит.
— Питвик, есть сигнал… Конус цел, он сел на планету.
Планета-полустанок
Я тупо сказал:
— На какую планету?
— Не знаю. Скорее всего, вроде нашей. Он был запрограммирован на тип «Терра».
— Кто запрограммирован?
— Да Конус же! Очнись ты, черт возьми!!
— Какой Конус?.. Он же взорвался! Нет его!
— Значит, есть… Питвик, что с тобой? Встряхни башкой и уясни информацию по порядку.