В глубине Великого Кристалла. Том 2
Шрифт:
— Вернулся. На катере, который повез на берег провожающих… А чего?
Если бы он знал, «чего».
Еще утром я был бы счастливейшим человеком, увидев Петьку вернувшимся. А сейчас? Что я ему скажу?
Петька засопел, опустил голову, шевельнул смирно сидевшего Кыса коричневой, в частых царапинах ногой.
— Мне сказали, что коты не живут долго на железных кораблях. Помирают… Как же тогда?
Мы все молчали.
Он глянул исподлобья:
— Не думай, я не сбежал, меня отпустили. Даже заставили…
Тогда я взял его за плечи, прижал. Ох, Петух ты мой непутевый…
Он потерся носом о мою куртку, поднял счастливое лицо. Будто мы увиделись после долгой разлуки.
Потом он опять чуть насупился:
— Меня только одно скребет: не нарушил ли я обет?.. Ну, тот давний, с корабликом…
Отец Венедикт и я переглянулись. Отец Венедикт сказал:
— Все хорошо теперь. Ты, Петушок, не нарушил. Наоборот. Здесь ты нужен во сто крат больше, чем там…
— Ага… — Глаза его блестели. — Пит, мне знаешь еще что показалось? Будто нас с тобой ждут другие путешествия, гораздо дальше, чем на «Розалине»… Пит… я больше не хочу без тебя…
Я вздрогнул. Я обязан был немедленно ответить: «Да, Петька, возможно, у нас будут когда-нибудь путешествия. Но сначала дальнее путешествие ждет меня одного. Самое главное и самое опасное в моей жизни. И это неизбежно. Будь готов теперь снова прощаться, а потом тревожиться, мучиться и ждать. И неизвестно сколько…»
Лучше сказать об этом сразу. Так — честнее и легче.
И я сказал бы. Но в этот момент мы услыхали опять частый топот. Еще один мальчишка мчался через площадь. Незнакомый, ростом с Петьку. В рваной куртке и в таких же, как у Сивки, полощущихся клетчатых штанах, только старых. Смуглый, черноволосый, нестриженый.
— Чиж! — крикнул Петька. — Ты откуда?! Тебя все искали на «Розалине»! — И подхватил кота. Видимо, машинально.
Чиж подбежал. Даже я, за два метра, ощутил, как пышет от него жаром. Он стрельнул в нас глазами, схватил Петьку за куртку, оттащил на пять шагов, что-то отчаянно зашептал на ухо.
Я увидел, как Петька побледнел. Резко. Закусил губу. Кивнул.
Потом он странным, чуть ли не строевым шагом подошел к нам, вскинул подбородок. И сказал казенно, словно рапорт отдавал на давней пионерской линейке:
— Чиж говорит: ребята поймали Полоза!
Катапульта
Сивка с Зайцем припустили вперед, и, когда мы подбежали, они были уже в машине. Но отец Венедикт велел:
— Сивка, Гошка, домой. Сидеть там тихо и ждать меня.
— У-у… — сказали они. Сивка громко, а Заяц одними губами.
Но отец Венедикт насупил дедморозовские брови:
— Всеволод — брысь… — И тот, сопя, полез из автомобиля. Безропотный Зайчонок —
А мы рванули на Пристаня. Стремительно, с визгом колес на поворотах. Я сразу вспомнил, что когда-то отец Венедикт был в береговой охране.
Мы с Петькой мотались на заднем сиденье, Чиж съёженно и цепко сидел рядом с отцом Венедиктом. Я видел черные нечесаные волосы, тонкую мальчишечью шею и плечо в прорехе. Шея и плечо были одного цвета с этой машиной. И чувствовалось — они закаменели.
Мы мчались извилистыми проулками, в объезд стеклянно-многоэтажного центра. Видимо, Чиж командовал. Наконец машина стала у развалившегося забора из пластиковых плит. Мы пролезли в дыру. Оказались на тропинке среди брошенных дырявых лодок и разбитых катеров. Репейники и белоцвет — ребятам по плечи.
— Скорее, — нервно попросил я.
Чиж оглянулся. Глаза — черные, сумрачные и… спокойные.
— А зачем спешить? — сказал он хрипловато. — Никуда теперь не уйдет…
— Сколько раз уходил…
— А теперь не уйдет, — повторил Чиж. И неторопливо пошел впереди.
Петька придержал меня за рукав:
— Пит, оружие с тобой?
Еще бы! Я не вынимал руки из кармана куртки, где лежал «ПП». И качнул этой рукой: здесь, мол.
— Это хорошо… Пит, стреляй сразу, полным напряжением. Чтобы наверняка…
— А… разве я должен стрелять?
— А что же ты должен делать? — изумился Петька.
— Сдать в полицию. Для следствия, для суда…
— Ох, Пит, — укорил меня Петька, словно младенца.
Я оглянулся на отца Венедикта, тот шуршал рясой в двух шагах позади нас. Спросил глазами: «Как мне быть? Что скажете вы?»
— Я священник, а не судья, — сказал он. — Решайте сами… Полоз — воплощение дьявола, и если вы сумеете уничтожить сатанинскую силу, это не грех, а благо…
Чиж, который шел впереди, вдруг посмотрел на нас. Видимо, слышал разговор. Спросил громко:
— Но все же он ведь и человек тоже?
— В какой-то степени. К сожалению, — ответил отец Венедикт. Петька на ходу попросил меня шепотом:
— Когда будешь стрелять, попроси ребят, чтобы ушли. Но Чижа не прогоняй.
— Почему?
— Так… Он должен убедиться…
— В чем?
— В том, что можно стрелять… в живого. Иногда…
— Зачем ему это?
— Чтобы не ходить вот таким… виноватым. Он застрелил одного недавно…
— Как? — я сбил шаг.
Все тем же шепотом Петька объяснил:
— Одного гада. Из самодельного пистолета, вроде поджига… Потому что тот гад полез на Чижика…
— Как полез?
Петька сбоку глянул на меня с угрюмой досадой:
— Не знаешь, что ли, как взрослые скоты лезут на мальчишек?
«Вот тебе и Пристаня, — подумал я. — Романтика вольной жизни…»
— Петь, а к тебе… никто не приставал?