В глухом углу

Снегов Сергей Александрович

— Ну, вот еще! — возмутилась Суворина. — Как они смели? Вы совсем молодо выглядите!

Чударыч расхохотался, закашлялся, вытер заслезившиеся от смеха глаза. Суворина заговорила о сыне.

— Значит, вы будете писать о нем? Не представляете, как я благодарна, меня так мучило его молчание! Но Игорек не должен знать о нашем разговоре.

— Он ничего и не узнает, — пообещал Чударыч. — Между прочим, я хотел вас спросить вот о чем. Вы сказали, что начали готовиться к поездке вскоре после того, как поняли, что Игорьку приходится несладко. Как вы догадались, что у него неприятности?

Суворина печально улыбнулась.

— Разве можно обмануть мать? Осенью переводы от Игоря шли по телеграфу,

хотя тогда и почта хорошо работала. А с началом зимы, когда лучше было посылать по телеграфу, переводы стали почтовые. Разница в оплате составляет несколько рублей, очевидно, эти рубли были очень нужны Игорю. У меня упало сердце, когда я получила первый почтовый перевод.

5

День, когда Суворина улетала в Красноярск, выпал ясный и тихий. Мороз держался около сорока, торжественная тишина простиралась в лесу, только снег скрипел под валенками. Над тайгой выглянуло солнце, очень крупное и красное, глаз смотрел на него, не смаргивая. Мрачный буро-зеленый урман, поднимавшийся по уступам высоких берегов, преобразился — он отблескивал красноватым закатным сиянием, хотя время шло к полудню, даже снег переливался фиолетовыми и розовыми цветами. Суворина с сыном стояла у зимнего аэропорта, деревянного сарая, возведенного на льду реки. Она залюбовалась солнцем, снегом и тайгой.

— Как хорошо! — сказала она грустно. — Я буду вспоминать эти дни, как волшебство. Игорек, ты даже понять не можешь, каким воздухом дышишь, какими красками любуешься!

Игорь промолчал. Он мог бы рассказать и другое о здешнем воздухе, тот иногда мчался со скоростью легковой машины, а краски леса, берегов и неба неделями представляли вариацию одного черного цвета. Но не следовало портить расставания, пусть мама сохранит хорошее воспоминание, ей легче будет в Москве.

— Мороз, а не холодно! — восхищалась Суворина. — Мы в Москве дрожим и кутаемся, когда холода подбираются к двадцати. Боже, как все здесь непохоже на наше!

— Это потому, что суше и нет ветра, — прозаически уточнил Игорь. Он всегда испытывал неловкость, когда мать восторженно говорила. — Сухие морозы переносятся легко.

— Для меня они сохранятся живительными морозами, — ответила мать. — Такая великолепная зима не угнетает, а бодрит!

Самолет, переваливаясь на буграх снеговой дорожки, подрулил к аэропорту. Суворина была единственным пассажиром, остальные места заполняли ящики с пробами руды. Отойди от сына, Суворина дала волю слезам — Игорь видел в окошке самолета ее плачущее лицо. Он кричал: «До свидания!», пока моторы не заглушили его голоса. Тогда он стал махать платком. Мать уже давно не могла видеть Игоря, а он все размахивал платком. Самолет черной стрелкой врезался в пылавшую южную часть неба — солнце пропало за береговым гребнем, но еще сиял его ярко-синий шлейф.

Игорь, не торопясь, возвращался по реке к поселку. Дороги было километров пять, и пока он добрался до дебаркадера, стемнело. По улице бежал Виталий, размахивая письмом.

— Ура! — закричал он. — Все в порядке, Игорь! Предки раскошеливаются. Теперь я заполню последние вопросы автобиографии: «Ваш любимый город? — Рудный. Ваша любимая песенка? — Прощай, любимый город!»

Игорь не понял восторга Виталия. Тот объяснил, что давно взлелеял волчью думку — бежать из этого героического таежно-комариного рая на прозаические московские бульвары, дело было, за стариками — пришлют или не пришлют обязательные две тысячи, чтобы расплатиться с бухгалтерией и купить обратные билеты. Родители пишут, что кое-что продадут, возьмут ссуду в кассе взаимопомощи — и в общем в начале февраля жди запрошенной суммы.

— Нет, каковы старики! — ликовал Виталий. — Потрясающий народ! Всегда войдут в положение!

Игоря поразило

и расстроило, что заодно с Виталием Светлана и Леша. Виталий с жалостью посмотрел на него.

— Сосунок! Какая разница, где строить четырехэтажные дома, здесь или в Москве? Стоило ради этого ехать за пять тысяч километров? Разве об этом мы думали, когда отправлялись в тайгу?

Про себя Игорь должен был согласиться, что и ему новая жизнь мечталась другой, чем получилась. Признать это вслух он не мог. Виталий, оставив его, разыскал Лешу и пошел с ним к Светлане. Леша был раздосадован, Светлана огорчена — они еще не получили ответа от родителей. Для верности Леша поставил Виталию условие: одному не уезжать.

— Разумеется, — пообещал Виталий. — Поедем вместе. Тем более, что и денег пока нет, одно согласие выслать. Не сомневаюсь, что и ваши старики скоро отзовутся.

Игоря так взволновало дезертирство Виталия, что он в тот же вечер рассказал все Васе. Вася слушал, опустив голову. Он не возмутился и не закипел, как было бы еще недавно при таком известии. Игорю иногда, казалось, что Вася теряет интерес к окружающему. Мир затихал, как море после урагана, валы еще бились в берега, но это был прибой, а не буря. Вася уже не вскакивал среди ночи к репродуктору, чтобы поймать чрезвычайную передачу, ловить было нечего. Интервенты убрались из Египта, поджав хвост, в других местах тоже установилось спокойствие, надо было успокоиться и Васе. Он не успокоился, а погас. Он сжился с мыслью, что пришел конец их размеренному существованию и надо менять кайло на автомат. Возвратиться в однообразие серых дней было нелегко. Игорь догадывался, что Вася теряет уверенность в себе, все шло не так, как желалось и надеялось. Когда Вася заговорил, оказалось, что он не верит и в товарищей.

— Ты думаешь, я не знал, что Лешка со Светланой замышляют побег? — спросил он хмуро. — Очень даже знал, они не скрывались. Помочь им уже нельзя.

— Надо помочь! — настаивал Игорь. — Что мы за друзья, если бросим товарищей в беде?

Вася махнул рукой. Никакой беды нет, не беда, а трусость. Трусов не перевоспитать, в спокойное время они клянутся в героизме, а при тревоге накладывают в штаны. Обыкновенное явление, чему удивляться! Виталий — пихлюй, это установлено с научной строгостью. А Леша по уши втюрился в Светлану. Рвануть его за обе руки от нее теперь поздно. Единственный способ удержать всех трех в поселке — отговорить Светлану. Еще не родился тот уговорщик, который воздействует на Светлану. Она для того и надумала это бегство, чтобы утащить своего Лешу в мещанское семейное гнездышко. Светлана — хищница, только дурак этого не видит. Она бежит не от трудностей, а потому что добилась того, ради чего ехала. И ты хочешь ее уговаривать!

— Если Светлану нельзя уговорить, ее можно пристыдить, — сказал Игорь. — Попросим Мишу вмешаться.

— Миша не вмешается.

— Почему?

— Потому. Понимать надо, Игорь. Никакого события нет.

— Как нет? А то, что трое надумали сбежать?..

— Это не событие, а намерение. Намерение штука неопределенная, их прижмут, они отрекутся — не думали, не гадали удирать. А придут деньги — умотают, как миленькие, за хвост не успеешь схватить.

— Я все же посоветуюсь с Мишей.

— Твое дело. Добра не выйдет, гарантирую. Я тоже советовался с Мишей — о тебе, помнишь? Что получилось, сам знаешь. Миша работает по графику, у него мероприятия. А такого пункта — перековывать души возможных дезертиров — в плане нет, зачем же тратить силы? Он же не скажет: «Мы в этом месяце снизили на сорок три процента упадок веры, уныние и трусость». Он ищет результатов, ощутимых, как бревно, психология в эту колонку не влезает.

— Откуда у тебя этот черный взгляд? — не удержался Игорь. — Раньше ты смотрел на людей по-другому!