В глухом углу
Шрифт:
— Что с ними сделается? Вернулись в столовую или отсиживаются в клубе.
Леше захотелось проверить, так ли это. Виталий объявил, что даже подъемный кран его не вытащит наружу. Саша поддержал Виталия. Леша обругал их байбаками и возвратился к себе. Он лег на кровать и взял книжку. Книжка попалась странная. Вчера ее хотелось дочитать, да не было времени, сегодня времени хватало, но она казалась неинтересной. Репродуктор сообщил, что в одиночку ходить по поселку опасно, и замолчал — очевидно, ветер повалил столб. Леша прислушался — буря гремела так мощно, что ему стало страшно. Его мучило одиночество. Он с тоской подумал о Виталии и Саше — не пойти
Трудно было открыть дверь наружу, все остальное совершилось легко: ветер огрел Лешу, словно метлой, и погнал вперед. Леша несся, думая лишь о том, чтоб не упасть, и уже через две минуты ввалился в вестибюль столовой. Он задыхался, шарф его был нашпигован снегом, обожженное лицо горело. Не раздеваясь, он побежал в зал. Все столики были заняты, кто ел, кто отдыхал, кто подремывал после завтрака. Девушек не было. Леша позвонил в комитет комсомола. Миша сообщил, что Вася повстречал девушек на улице, им показалось, будто буря утихает, и они пошли на участок. До площадки они добрались, это точно известно, а теперь отсиживаются в одном из строящихся домов. Из прорабской передали, что несчастных случаев нет, ночные смены остались на местах и пережидают пургу. Под вечер им отправят машину со съестным.
— А почему не сейчас, Муха?
Миша объяснил, что обычная машина, без специальных утеплений, не доберется на участки. Нужно обслужить и рудник, и электростанцию — везде задержались люди. Раньше вечера машины не подготовят.
— На охоту собрались, значит, собак кормить! — сказал Леша. — Почему это — раз начальство, так всегда непредусмотрительность!
Он натянул шарф на лицо и отправился обратно. Ветер теперь гнал назад. Леша продирался вдоль бараков, хватался за отвердевшие снеговые наносы у стен. Труднее всего было перебегать от барака к бараку. Леша сгибался, как гонщик на велосипеде, пробивал головой ветер, но иногда буря швыряла его обратно на оставленные снеговые горки. В бараке он прежде всего кинулся к бачку с водой. Он устал и вспотел, над ним поднималось облачко пара.
Леша сбросил полушубок и повалился на кровать поверх одеяла. В обычные дни ему хотелось спать даже на работе, сейчас сон не шел. Леша уже не беспокоился о девушках. Ничего с ними не случится, дом покрыт крышей, перегородки и полы выведены — отсиживаются в одной из комнат. Он думал о себе. С ним выходило нехорошо. Между девушками, конечно, болтовня — оставшимся дома достается. Светлана не простит, что он отлеживается в теплой постели, когда они дрожат в нетопленной комнате с неоштукатуренными стенами, она ведь мерзлячка. Он думал также о машине со съестным. Машину обещали выпустить за ворота лишь к вечеру, еще неизвестно, удастся ли ее подготовить, а если и подготовят, то раньше поедут на рудник. На стройучасток доберутся к полночи, может, к утру. Светлана обязательно скажет: «У тебя, разумеется, все было — и хлеб, и консервы, и чай!..»
Леша опять направился к соседям. Саша похрапывал на всю комнату, Виталий зашивал носок. Георгий, возвратившись из столовой, читал книгу.
— Ребята, — сказал Леша. — Нельзя же, девчата без нас попадут в беду!
Виталий высмеял его. А что может случиться с девчатами? Сидят в закрытой комнатушке и точат лясы. И вообще строгое распоряжение: наружу не выходить, разве он не слыхал?
Георгий поинтересовался:
— Кто там у вас застрял?
— Все! — сказал Леша. — Все до одной наши девчата. Вся комната.
Георгий отбросил книгу.
—
— И не подумаю, — ответил Виталий. — Только дураки показывают в такую погоду нос на двор.
— Боюсь, придется тебе стать дураком, Вик. Что это за слова — хочу? подумаю? Теперь ты должен хотеть одного — как бы мне угодить!
Леша не понял их спора. Виталий больше не сопротивлялся. Он хмуро достал полушубок. Георгий вытащил из четырех тумбочек сахар, консервы, колбасу, соленую рыбу.
— Надеюсь, Семен не обидится, если я притащу его припасы? Жаль, хлеба маловато.
— Хлеб у нас есть, — сказал Леша. — Сейчас приволоку.
Когда они остались одни, Виталий злобно упрекнул Георгия:
— Меня приневоливаешь, а Сашку своего жалеешь! Разбуди, пусть идет с нами!
Георгий с сомнением посмотрел на спящего брата:
— Не жалею, а не очень ценю, ты неточно выражаешься, Вик. Он не годится для таких походов, а с тобой я хоть зимой в воду!
Леша принес хлеба, по дороге выпросил у дневального картошки, у него же прихватил мешочек с углем. Лицо Леши прикрывал шерстяной шарф, глаза еле выглядывали в узкую щелочку. Георгий лица не закутал, зато три раза обернул шарф вокруг шеи и подбородка. У Виталия не было шарфа, он застегнул на крючки высокий воротник полушубка, в нем утопала вся голова с шапкой. Леша понес уголь, Георгий — хлеб и остальные припасы, Виталию досталась картошка, он напихал ее в карманы — освободить руки.
Буря значительно усилилась. Ветер уже не грохотал, а свистел громадным свистом, хлеставшим по нервам. Виталий покатился по снегу, едва выбрались наружу. Георгий схватил его за полушубок и тоже свалился. На помощь им заторопился Леша — вместе они кое-как поднялись. От барака до шоссе было сто метров, на этом коротком участке Виталий падал трижды. Один раз на него налетел шедший сзади Георгий, потом Виталий, подгоняемый бурей, натолкнулся на Лешу и потащил его за собой в снег. Леша, покачнувшись, ударил Виталия угольным мешком по виску. Окружающая беловатая тьма метели вспыхнула розовыми и синими искрами. Виталий понял, что погибает, ослабевшие ноги расползлись в стороны. На нем лежал Леша, их обоих схватил Георгий — Виталий с отчаянием в душе приподнялся. Он крикнул, что надо передохнуть, иначе не дойдет. Ветер заглушил его крик, он сам не услышал своего голоса.
На укатанной автомобильной дороге стало легче. Можно было идти не гуськом, а в шеренгу. Виталия поддерживали Леша с Георгием, они продвигались в крутящейся белой мгле, как одно шестиногое трехголовое тело. Виталий уже не просил об отдыхе, теперь, когда они обхватились руками, ветер не казался таким непреодолимым. Георгий повернул к сторожке, стоявшей у моста через ручей. Они с усилием отворили дверь и растянулись на полу — в изнеможении молчали, глубоко дышали, успокаивая колотившееся сердце.
— Погодка правильная, — просипел Георгий, первым обретая голос. — Никто не обморозился? Как ты, Вик?
Леша усердно дышал, не отвлекаясь на разговоры. Виталий прошептал:
— Голова гудит от удара, а так терпимо.
Немного отдохнув, Георгий скомандовал:
— По коням! Ледовый поход продолжается.
Семен, сидевший с девушками у костра, разложенного на железном листе, первый различил в грохоте бури посторонние звуки. Он сказал Васе:
— Вроде, голоса…