В гостях у турок

Лейкин Николай Александрович

— Смотри-ка, какъ стрляютъ глазами въ прохожихъ! Не хуже нашихъ барышень, — указалъ жен Николай Ивановичъ.

— Для турецкая дамы только одна прогулка и есть, дюша мой, что на кладбище. Никакого другой гулянья нтъ, — замтилъ Карапетъ.

— Нтъ, я къ тому, что кокетки…

— Первый сортъ. Он намъ и свое лицо показали-бы, дюша мой, но на насъ съ тобой фески и он думаютъ, что мы мусульманъ. А не будь на насъ фески, он сдернули-бы вуали и показали-бы лицо. «Вотъ, смотри, какая я душка-турчанка»!

Но вотъ и знаменитый Константинопольскій Турецкій

Базаръ. Супруги Ивановы очутились на немъ какъ-то незамтно. Они перешли изъ узкой не крытой улицы съ лавками направо и налво и торговцами-разнощиками, продающими съ рукъ разную ветошь, въ крытую улицу со сводами. И здсь были лавки, но торговцы ужъ сидли не на порогахъ, а на покрытыхъ коврами прилавкахъ, которые въ тоже время служили и прилавками для продажи товаровъ и диванами для хозяевъ. Нкоторые, сидя, спали.

— Египетскій лавки, — сказалъ Карапетъ. — Тутъ нтъ купцы съ Египетъ, но всякій товаръ изъ Египта. Тутъ товаръ для аптеки, краски… Трава есть, гвоздика есть, перецъ есть.

— Москательные товары… — поправилъ Николай Ивановичъ.

— Вотъ, вотъ, дюша мой… Москательный товаръ. Тутъ большаго партій продаютъ.

— Оптовые торговцы.

— Вотъ, вотъ, дюша мой…

Воздухъ былъ удушливый. Пахло мятой, срой и эфирными маслами.

— Карапетъ Аветычъ, мн непремнно нужно купить турецкія туфли, шитыя золотомъ и безъ задковъ! Такія туфли, какія турчанки носятъ, заявила Глафира Семеновна.

— Турчанки, дюша мой, мадамъ, теперь носятъ туфли на французскій каблуки и самый модный фасонъ, — отвчалъ тотъ.

— Да что вы! Но вдь можно-же, все-таки, найти настоящія шитыя турецкія туфли?

— Совсмъ, барыня-сударыня, этотъ турчански манеръ у турчански дамы изъ моды вышелъ, но мы будемъ искать. Это дальше, въ другіе ряды, а здсь нтъ.

Пошли фруктовые и зеленые ряды. Лавки были мельче и уже. Груды апельсиновъ, яблоковъ, грушъ, банановъ, ананасовъ выглядывали изъ лавокъ и лавчонокъ. На порогахъ стояли открытые мшки и ящики съ миндалемъ, орхами, фисташками. Надъ дверями висли гирляндами связки луку, чесноку, баклажановъ и томатовъ.

Карапетъ указалъ на все это и торжественно сказалъ:

— Нашъ товаръ. Здсь и мы, дюша мой, покупаемъ для свой лавка. Большущаго базаръ!

— Ну, это что! Такіе-то ряды и у насъ въ Петербург на Снной площади есть, — сдлалъ гримасу Николай Ивановичъ. — А ты покажи, гд ковры-то продаются. Я коверъ купить хочу. Нельзя-же изъ Константинополя ухать безъ турецкаго ковра.

— Ковры, дюша мой, дальше, — отвчалъ армянинъ. — Ты знаешь, дюша мой, что такое Турецкій Базарь въ Стамбул? По Турецкій Базаръ надо ходить цлый день съ утра и до ночи и все равно, дюша мой, все не обходишь — вотъ что Турецкій Базаръ! Ну, идемъ коверъ покупать.

Онъ свернулъ въ сторону и потащилъ супруговъ по цлому лабиринту узкихъ рядовъ, гд торговали стеклянной, фарфоровой и мдной посудой. На порогахъ лавокъ стояли продавцы и зазывали покупателей, даже хватая за руки.

LXXXIV

— Батюшки!

Да это совсмъ какъ нашъ Апраксинъ рынокъ въ Питер! — проговорилъ Николай Ивановичъ, когда одинъ изъ черномазыхъ приказчиковъ въ феск и куртк поверхъ широкаго пестраго пояса, схватилъ его за руку и тащилъ къ уставленному кальянами прилавку, на которомъ тутъ же стояли и два мдныхъ таза, наполненные глиняными трубками. — Чего ты, эфіопская рожа, хватаешься! — крикнулъ онъ приказчику, вырывая отъ него свою руку. — И вдь какъ ухватилъ-то! Словно клещами стиснулъ, — обратился онъ къ Карапету.

Но Карапетъ уже ругался съ приказчикомъ и грозилъ ему палкой. Въ свою очередь показывалъ Карапету кулакъ и приказчикъ. Съ обихъ сторонъ вылетали гортанные звуки. На подмогу къ приказчику присоединились еще два голоса, принадлежавшіе двумъ пожилымъ туркамъ.

— Отчего ты не купилъ у него дв трубки на память? — замтила мужу Глафира Семеновна. — Такую бездлушку пріятно подарить и кому-нибудь изъ знакомыхъ, какъ гостинецъ изъ Константинополя.

— Такъ-то такъ. Тамъ были даже и кальяны. А я непремнно хочу себ кальянъ купить.

— Барыня-сударыня! Все мы это дальше у знакомый армянинъ купимъ, — отвчалъ Карапетъ и велъ своихъ постояльцевъ дальше.

Начались ряды лавокъ съ ситцами и бумажными матеріями. Выставокъ товара въ смысл европейскомъ не было, потому что турецкія лавки не имютъ оконъ и витринъ, но съ прилавка висли концы матерій отъ раскатанныхъ и лежащихъ на прилавкахъ кусковъ. Развивались такіе-же концы матерій и около входовъ. Глафира Семеновна взглянула на матеріи и воскликнула:

— Смотрите, смотрите! Товаръ-то нашъ русскій. Вотъ и ярлыки Савы Морозова съ сыновьями. Вонъ ярлыкъ Прохоровской мануфактуры.

Къ ней подскочилъ Карапетъ и сталъ объяснять:

— Ничего своего у турецкій народъ нтъ, госпожа-мадамъ, барыня-сударыня. — Ситцы и кумачъ красный изъ Москвы, башмаки и сапоги изъ Вны, резинковыя калоши изъ Петербургъ, бархатъ, ленты и атласъ изъ Парижа привезены. У туровъ что есть свой собственный? Баранина есть свой собственный для шашлыкъ, виноградъ есть своя собственный, всякая плодъ свой собственный, ковры свой собственный, а больше ничего, мадамъ-барыня. Чулки и носки даже вязать не умютъ. Только вуаль и платки турчанскія дамы вышиваютъ.

Наконецъ, начался и ковровый рядъ. Цлыя горы сложенныхъ наизнанку ковровъ и ковриковъ лежали около лавокъ. Почему-то въ ковровыхъ лавкахъ торговали и старымъ оружіемъ въ вид сабелъ и ятагановъ въ линючихъ бархатныхъ ножнахъ. Надъ коврами висли старинные кремневые пистолеты съ серебряными рукоятками.

— Вотъ тутъ у меня эфендимъ, есть самаго честный турецкій человкъ. У него мы коверъ для теб и посмотримъ, — сказалъ Карапетъ. — Но ты, дюша мой, долженъ знать, что и съ самый честный турокъ ты долженъ торговаться. Турецкій купцы это любятъ. Онъ тебя, дюша мой, не надуетъ, не дастъ гнилой товаръ, но если онъ спроситъ съ тебя сто піастры — давай ему пятьдесятъ, а потомъ прибавляй по два, три піастры. Понялъ, дюша мой?