В кабинете психоаналитика. Эмоции, истории, трансформации

Ферро Антонино

Синьор Пармиджани Джанлуки

Многие коммуникации Джанлуки мне не удавалось метаболизировать сразу, и я мог осмыслить их только в «пищеварительной» паузе после сеанса. Мне казалось важным сообщить ему обо всем, что я понял впоследствии, на следующем сеансе, пока не появился синьор Пармиджани²³ и вот такое сообщение: «Я люблю свежее молоко, сегодняшнее, бывают прекрасные выдержанные сыры, они многим нравятся, но меня они раздражают своим затхлым запахом».

«Скребница»

Карло

Мне не удалось вовремя понять полный жалоб сеанс с Карло, я не чувствовал вины за то, что отменил сеанс в трудный для пациента период, и пытался убедить его в бесплодности этих жалоб.

На следующий день он рассказал мне сон: штатный врач отсутствовал, а он был не в состоянии заменить его, там был грубый человек, какой-то недоучка по фамилии Скребница (железная щетка для чистки вывалявшихся в грязи лошадей)²⁴ он всем давал не те лекарства. Я не мог не узнать в этом своего поведения накануне, когда не был готов помочь пациенту.

Но оптика поля допускает исправление ошибок. Любой персонаж, трехмерно выражающий функционирование психики, драгоценен: место скребнице найдется в отеческом кодексе, которого Карло всегда не хватало, потому что он испытывал «наркотическую» зависимость от матери.

Иными словами, даже несмотря на то, что мои интерпретации накануне содержали элемент отыгрывания, на сеансе проявилась аллергия Карло к любого рода чистке, даже в тех случаях, когда она необходима грязной, валяющейся на земле от жалости к себе лошади.

Глубинные состояния психики

Этот сеанс можно полностью классифицировать по линии “С” решетки Биона: психика пациента видит сновидение про функционирование психики аналитика и функционирование поля.

Другие классификации, разумеется, тоже возможны, но, полагаю, не так полезны для достижения трансформаций в “О”.

Скрытый туалет

На одном сеансе мне удалось хорошо интерпретировать психическое состояние пациентки, но я не смог быть полностью открытым ее глубинным эмоциональным состояниям.

На следующем сеансе пациентка рассказывает мне сон: она попала в тесное помещение, туалеты располагались в ряд, но не были отделены друг от друга. Когда она нашла, наконец, отдельную кабину, в ней отсутствовал унитаз, и если она «тянула за веревочку», то вода из-за отсутствия дырки лилась прямо на пол.

Каким образом сновидение отражает то, насколько сработал или не сработал глубокий коммуникативный обмен? Тесное помещение — это психика аналитика, недостаточная близость на сеансе, недостаточная восприимчивость аналитика к тревогам пациента, который, «потянув за веревочку», выплескивает новые тревоги, в результате чего поле расширяется.

Пациентке также снится, что ее рот забит жевательной резинкой, она не может выплюнуть ее и практически задыхается. Эта ярость — «чертова резинка» — с детства появляется у нее на губах, но она не всегда может выразить ее, боясь, что рядом не окажется «дырки», «туалета», готовых принять ее.

Но еще до этих сновидений она дала мне знать о том, что, как ей показалось,

произошло на последнем сеансе. Она ввела в рассказ таких персонажей, как «отец Марианны», который не хочет иметь отношений с теми, кого презирает, «Стефано» — ее брат, который всех ненавидит, потому что боится быть обманутым, «Лича» — ее учительница младших классов — «монахиня», закрытая для общения, несмотря на то, что пациентка страстно ее любила.

Логично рассматривать этот материал в трех измерениях: в исторически-событийном (внешняя реальность), фантазийном (функционирование внутреннего мира или внутренняя реальность), а также и более всего — в отношенческом измерении. Отношенческая реальность оформляется внутри вырабатываемого парой эмоционального поля и неизбежно находится в осцилляции с двумя другими реальностями, в результате чего создаются бесконечные смысловые возможности.

Отношенческая истина — единственно возможное место трансформаций, в то время как две другие реальности — это место познания, хотя трансформация и познание находятся в постоянной осцилляции между собой.

Нестабильность психики аналитика, что касается рецептивных способностей протоэмоций пациента (проективных идентификаций), — это фундаментальный инструмент познания (а также и трансформативности на сеансе), а стабильность — оптимальный инструмент терапии.

Полагаю, что между стабильностью и нестабильностью, по сути, также происходит движение осцилляторного типа, как между принятием роли (накоплением проективных идентификаций?) и «вторым взглядом», который Баранже (1961–1962) описывают как способность метаболизировать «бастионы».

Антония

После сеанса, на котором я чувствовал себя «психически не присутствующим», и мне не совсем удавалось «держать» пациентку, Антония рассказывает, как ее муж не уследил за ребенком, и тот упал с дивана, ударился головой и долго плакал...

Я интерпретирую эту коммуникацию через персонажей: она часто испытывает недостаток доверия к мужу... но затем на сцене появляется бабушка, всегда готовая защитить и помочь.

Но я все чаще замечаю существование того уровня, на котором играют роль не интерпретации, а «психические факты», качество психического функционирования, даже если оно может быть повреждено проективными идентификациями пациента: но и эта проблема, прежде чем будет решена, должна попасть в поле.

Наиболее примитивные части пациента проверяют степень психической доступности аналитика, выявляя, сколько проективных идентификаций психика другого способна воспринять. С другой стороны, поздний Розенфельд говорит нам о «правильной степени открытости психики», а Бион на итальянских семинарах — о том, что пациент всегда знает и отражает качество психического функционирования аналитика на сеансе.

Метафорические рассказы и их близость к сновидению

Я полагаю, что этот тип рассказа ближе всего подводит нас к «нарративным производным» -элементов.