В Киеве не женись!
Шрифт:
Незнакомый мужчина тоже не знал. Проблема усложнилась.
Вышли на первой остановке, чтобы поехать к знакомому незнакомца на Саски Кэпэ. Тот знакомый разбирался в разных вещах, до войны учился в институте.
– Сейчас выясним, – сказал незнакомец.
Увы! Знакомый направил к Отвоцке.
– Что делать? – спросила дама.
Поехали к Отвоцке.
Вот тебе раз! У него отпуск и он где-то странствует. Возвращаясь, расспрашивали о гобое кондуктора, надеясь, что он играет в духовом оркестра железнодорожников. Кондуктор молчал, словно
Библиотека на Кошикова закрыта. Университетская – тоже.
Рано утром в четверг мы пошли к бабке Паташонских. Без ключа (ключ давно потерялся) открыли шкаф и набросились на энциклопедию.
– Благодарим! – сказали. – Проблема решена.
– Я очень рада, – сказала бабка Паташонских, – но что это за проблема? Любите музыку?
– Что вы! – обиделись мы. – Мы любим только проблемы!
Рассказ о любви
Фочинович упал на Уяздовских аллеях и вывихнул ногу. Сидел на грязном тротуаре, с любопытством рассматривая нас.
– Надо бы, – сказал Куця.
– Ничего не надо! – ответила Кропивницкая. – Постойте здесь, у водосточной канавы! Очень хорошо!
– Тут нет ни одной водосточной канавы, – сказал Фочинович. – Это тротуар.
– Жаль, – сказала Кропивницкая.
Она подошла к Фочиновичу, тронула за ногу.
Фочинович вздрогнул.
– Что случилось? – спросил прохожий.
– Ничего, – ответила Кропивницкая. – Всё в порядке.
Черновик моего перевода рассказа Анатоля Потемковского «Рассказ о добрых желаниях».
Прохожий отошёл.
Кропивницкая посмотрела на Фочиновича с омерзением.
– Люблю его уже сколько лет! – сказала, обращаясь к нам. – А что я в нём вижу?
– Я ничего, – сказал Беспальчик.
– Я тоже, – сказала Кропивницкая. – Все любят, как люди, не долго, а я за ним полжизни света не вижу! Из-за него, бурбона, я на старуху похожа! Может, наконец, его апоплексический удар пристукнет!
Кропивницкая повернулась и пошла к площади Трёх Крестов. Фочинович кое-как отполз в сторонку, выковырял ком мёрзлой грязи и метнул его вослед уходящей. Фочинович ответил взаимностью на чувство, которым одарила его пани Кропивницкая.
С гражданской позиции
Кто-то любезно ущипнул пани Соловейчик. Это доставило ей явное удовольствие. Но она машинально вздрогнула и столкнула тарелку борща на колени поэту Розланку.
На нём был новый костюмчик, выдержанный в фисташковом цвете.
– М-да, – сказал поэт.
– Отнесите в прачечную, – посоветовала пани Соловейчик.
– Ни одна прачечная не поможет! – в раздражении ответил поэт.
К ним подошла Зося с посудным полотенцем.
– Надо простирать в тёплой воде. Не будет и следа.
Поэт сопротивлялся, но Зося всё-таки увела его на кухню. Не прошло и пяти минут, как Розланек возвратился. Штанишки как новые!
– Браво! – обрадовались мы. – Поздравляем? Такая радость!
– Гм… Но если, – сказал Розланек, – посмотреть на происшествие с другой точки зрения, то ликовать
Веслав Брудзиньский
Не вступай в спор с литературным карликом: поневоле ведь будет бить ниже пояса.
Коллега Икс не сдерживает обещания, но зато, как он уверяет, шагает в ногу с эпохой.
Будьте снисходительны к чужим порокам – это может вам пригодиться.
Не мог перейти от слов к делу. За него это делали его слова.
Ни одна оценка нового веяния не сгоняет с чела шефа мрачность, наоборот, нагоняет её.
На очной ставке преступник познакомился со своей будущей жертвой.
Умер от непосильной учёбы на собственных ошибках.
Учится на утверждённых ошибках.
В течение всего рабочего дня стоят у дверей и подслушивают: подчинённые снаружи, шеф – изнутри.
У меня всегда хватит гражданской смелости отказаться выполнить приказ, который никому не навредит.
Достал как ни в чём не бывало свидетельство верности, подписанное сообща двумя шефами, которым служил.
Право кулака? Увы, зажато.
Трясётся король от злобы, от страха ли – трон его всегда колеблется.
Больше сочувствия тому, кто открыто носит корону с терновыми колючками, нежели тому, кто носит шипы в душе.
Альфред СаломонЮгомат
1 апреля 19… года войдёт в историю как год движения молодости. На межпланетный берлинский аэродром Шёнефельд явится посланец молодёжной делегации и заявит о желании отправиться на межпланетном корабле 105 на Марс. Там они будут изучать развитие жизни юных марсиан.
Последние минуты перед продолжительным путешествием.
Отъезжающие занимают места в корабле.
Корабль 105 берёт курс на Марс.
…Перед вами первое сообщение по радио члена делегации Рени:
«На двенадцатый день мы высадились на живописном марсианском аэродроме. Нас приветливо встречала делегаций СММ (Союз марсианской молодёжи).
Некоторые хозяева несли автоматические транспаранты. Лозунги на них то и цело менялись. Нас доставили к зданию ЦССММ (Центральный Союз свободной марсианской молодежи). Один марсианский юноша сказал мне, между прочим, что деятельность их Союза автоматизирована.
Мы вошли в зал для приезжих: ни людей, ни мебели. Неоновые стрелки указали на кабинет председателя. Наконец, мы достигли огромной металлической двери. В низу её была фотокамера, назначение которой открывать дверь для посетителей. Мы подошли ближе. Она распахнулась автоматически. Перед нами стоял невероятных размеров человек-аппарат. Едва его зелёные с отливом глаза увидели нас, как затрещал его машинный голос:
„Скорее!“.
Дверь закрылась.
Ми очутились в полуосвещённом зале. За письменным столом сидел автоматический человек. Он походил на вооружённого рыцаря пятнадцатого века. На голове его вращались телевизионные антенны. На всём его корпусе переливался свет лампочек всеми красками радуги. На голове – стеклянный колпак.