В когтях багряного зверя
Шрифт:
– Тогда чему же здесь удивляться! – Де Бодье указал на выкопанные нами из грязи и разложенные рядком всевозможные предметы: и те, чье назначение было нам понятно, и такие, что являлись загадкой даже для многомудрого Сенатора. – Все указывает на то, что Мадейра обезлюдела гораздо раньше, чем материки. Возможно, это случилось еще в год Всемирного Затмения. Ее жителей убила гигантская волна, что накрыла остров после падения Столпа в океан. Волна высотой со здешние горы, а то и выше. Да, горы заслонили многие постройки от удара стихии, а вот людям повезло меньше. Большинство из них проживало на побережье и было попросту смыто в море. Остальные утонули в собственных домах, когда водяной вал накрыл остров.
Гуго как в воду глядел. Впоследствии старые человеческие кости встречались нам чуть ли не каждый день. Поначалу кое-кто из сердобольных дальнобойцев пытался их хоронить, но затем бросил это занятие, поскольку у нас и без того забот хватало. Особенно у Сандаварга. Маленькому Борису требовалось молоко, и Убби пришлось вспоминать свои навыки охотника – ловить живьем диких коз и доить их. Благо на Мадейре повсюду рос мох и мелкая молодая травка, так что северянину не нужно было уходить за тридевять земель, чтобы выследить и заарканить добычу.
Да, именно Борисом мы назвали сына Владычицы Льдов и Дарио Тамбурини. Выбор имени проводили по справедливости – путем жеребьевки среди тех, кто лично знал обоих родителей малыша. Жребий тянула Патриция. И так уж совпало, что я вышел победителем в этой игре. Никто, впрочем, не возражал. Разве что Малабонита поворчала немного о том, что я мог бы поднапрячь фантазию и придумать имечко получше. И что раз уж кормить Бориса и стирать ему пеленки выпало ей, значит, было бы честнее дать ему и второе имя – то, какое предлагала она. Но поскольку изначально такого уговора не было, да и «козолов» Сандаварг, чей вклад в заботу о младенце был ничуть не меньше, ощутил бы тогда себя обиженным, то на этом все споры и иссякли. А Борис и вовсе не протестовал – лежал да посасывал свое молоко, понятия не имея, какие грандиозные события творятся в это время вокруг него.
Четвертый водяной выброс пробил в нескольких местах землю поблизости от Мадейры. Теперь мы наблюдали не только докатившуюся до нас с запада волну, но и гигантские куполообразные фонтаны, похожие на те, что вырывались тогда из глубин моря Зверя. На наших глазах полузатопленная хамада превратилась в мелкий океан, но он оставался таким недолго. Спустя десять дней его уровень подскочил еще как минимум на три десятка метров. Через неделю – уже на полсотни (конечно, мы определяли это лишь приблизительно – глядя сверху на уходящий под воду, отвесный участок склона плато). А по прошествии еще трех дней плато погрузилось в воду почти на четверть. После чего выбросы перешли в постоянное извержение и бурление фонтанов больше не утихало.
Одновременно с этим прекратились и землетрясения. Вода в конце концов продавила себе путь из недр на поверхность и теперь изливалась мощными и равномерными потоками. Случалось, что раз или два в неделю Мадейру еще покачивали сейсмические толчки. Но по сравнению с теми толчками, что предшествовали выбросам, эти даже не заставляли нас хвататься за все подряд, чтобы устоять на ногах.
Дрожь земли утихла, но наша тревога от этого не убавилась. Мы круглосуточно дежурили на берегу, следя за прибывающей водой, и ускорили сооружение плота. Им мы мало-помалу занимались с той поры, как только прибыли сюда и осмотрелись. Плоту предстояло стать нашей главной страховкой на тот случай, если подъем воды не прекратится и прогнозы Нуньеса все-таки сбудутся.
На Мадейре было полно сухих деревьев, чьи стволы в сильно разреженном воздухе отлично сохранились до наших дней. Они и пошли в первую очередь на постройку плотового основания. Также мы свозили сюда все плавучие материалы, какие находили в округе – по большей части деревянные и пластиковые обломки зданий, –
Плот должен был выдержать сильную качку и не рассыпаться на полпути к материку. Поэтому мы делали наш «ковчег» как можно более массивным, широким и устойчивым. Стройка проходила далеко от берега, но никто даже не задумывался над тем, как мы спустим эту махину на воду. Зачем? Вода сама доберется до плота и подхватит его. А не доберется – нам же лучше! Останемся на Мадейре и уже в спокойной обстановке решим, как жить дальше: обосноваться здесь или продолжать путешествие на восток.
Океан поднимался на десять-пятнадцать метров в сутки. Последние незатопленные скалы, что торчали в хамаде тут и там, скрывались под водой. И никто в эти суматошные, тревожные дни не знал, остановится она или нам придется-таки пускаться вплавь на наспех сколоченном плоту под неказистыми парусами, имея при этом весьма смутные представления о науке мореходства. Но в одно прекрасное утро прибежавшие с берега разведчики сообщили, что за ночь вода поднялась всего на пять метров. А к вечеру этого дня – уже на три.
На следующий день подъем либо прекратился вовсе, либо продолжался, но малыми темпами, какие мы уже не могли отследить. Все обрадовались и вздохнули с облегчением, хотя в действительности радоваться пока было нечему. Где гарантия, что стихия угомонилась, а не взяла короткую передышку, чтобы вскоре вырваться из недр с новыми силами?
И вырвалась!..
К счастью, на сей раз паника оказалась ложной.
– Все в порядке, мадам и мсье! Да ведь это всего-навсего обычный прилив! – рассмеялся Гуго, взирая с холма на воду, что вдруг затопила восточные прибрежные низменности. – Океан родился, и его сердце начало биться в такт вращению Луны и нашей планеты! Гигантский маятник запущен, и его не остановить! Привыкайте! Эта вода преподнесет нам еще много сюрпризов.
И опять слова де Бодье оказались пророческими! Прошло еще несколько суток, за которые общий уровень океана так и не поднялся, а приливы и отливы происходили регулярно и больше нас не пугали. А вот самый настоящий корабль, какой однажды утром засекли на северном горизонте наши дозорные, заставил всех побросать дела и выбежать на берег.
Судно было довольно крупным. Не таким крупным, как «Ной», что вообще вряд ли удержался бы на плаву, если, конечно, строители Ковчега не успели залатать ему пробоину. Эта посудина были сравнима по размеру с «Архангелом Сариилом», на котором готовился встретить потоп Октавий и другие иерархи. И несло ее, по всем признакам, прямиком на Мадейру.
Именно несло, поскольку, как я неоднократно упоминал, на кораблях Ковчега не было ни двигателей, ни рулей, ни даже весел. «Благая весть» – такое название мы прочли на борту корабля, когда течение подтащило его ближе – плыла исключительно по воле волн. Которые, однако, не проявляли к доверившимся им людям особого снисхождения.
Судно не просто двигалось – вдобавок ко всему оно медленно вращалось, поворачиваясь к берегу то носом, то бортами, то кормой. И все бы ничего, да только возле острова течение не останавливалось, а огибало его и продолжало свой путь в южном направлении. Мы заметили это лишь недавно, наблюдая за проплывающим мимо Мадейры крупным мусором. Однако «Благая весть» была тяжеловатой игрушкой даже для могучего океана. И если в ее судьбу срочно не вмешаются ангелы, Посейдон точно не станет помогать ангелопоклонникам.