В конце будет Слово
Шрифт:
– Вот оно как, значит, – произносит она, – и как я не заметила.
– Ты не сердишься? – робеет Яна.
– Зайдём давай, мне правда Данилу одеть нужно.
Нина Петровна легко задевает Яну по щеке, когда проходит в комнату. Она молча одевает меня, садит в кроватку – руки у неё трясутся немного. А Яна всё стоит на пороге, не зная куда себя деть. Когда Нина Петровна со мной заканчивает, в комнате становится совсем тихо на несколько секунд.
– Расскажешь бабке, как же так вышло? – спрашивает Нина Петровна.
Она садится на свою кровать, улыбается Яне, и тогда та тоже садится напротив неё и тоже улыбается, извиняясь.
– Я
Нина Петровна кивает. И Яна начинает свою историю. Говорит о вечеринке, на которую пошла вместо ночёвки у одноклассницы. Рассказывает, как познакомилась там с парнем и тут же добавляет, что ему «ещё только двадцать пять лет». Признаётся, что каждый раз вместо встреч с подружками она спешила на свидания со своим Серёжей. И какой же он добрый, внимательный, заботливый, этот Серёжа! Яна краснеет всего раз за всё время – когда говорит, что любит его:
– Это не так, как в прошлом году, – улыбается она, – ну, помнишь же? Помнишь, как мне нравился Саша из девятого класса? Это бред вообще, – она смеётся, – теперь я взрослый человек, правда, ба! И я всё понимаю. Я докажу Серёже, что я для него достаточно взрослая, когда рожу ему ребёнка. Это ничего, что он пока испугался, я не злюсь уже. Он попозже поймёт.
Нина Петровна всё это время молчала, улыбалась иногда, и Яна, приободрённая её доброй понимающей улыбкой, чувствовала себя свободно. Она не замечала грусти, жалости, а в определённые моменты и ярости в увлажнившихся глазах старухи.
– Так значит, ты сегодня ему рассказала? – спрашивает Нина Петровна и берёт Яну за руку.
– Да.
– И что он ответил?
– Ничего. Ну, то есть он сначала про аборт, а я говорю, что срок уже большой. Он поорал немного: мол, почему я так поздно рассказала, – Яна смотрит вниз, на свои ноги, – в конце сказал, что ему пока некогда, и поэтому я ушла. И ты знаешь, ба? Я ведь обиделась сначала, на улице разревелась, как идиотка. Как ребёнок себя повела, стыдно теперь за это. А вот подумала немного и поняла, что это он пока только так, растерялся просто. Значит и он подумает и скоро мне позвонит.
– Значит, ребёнка он не принял? – переспрашивает Нина Петровна.
– Ну я же сказала тебе, это пока! – раздражается Яна.
– Это хорошо.
– Что? Чего хорошего?
– Хорошо, потому что нам ещё писать на него заявление. И тебе лучше поскорее увидеть, каков этот подлец.
– Что? Какое ещё заявление? – удивляется Яна.
– Он педофил, Яночка, и это так оставить нельзя.
– Педофил? – Яна одёргивает руку, – я не ребёнок!
– Тебе четырнадцать лет, а ему двадцать пять, – Нина Петровна повышает голос, – он педофил проклятый и твоей вины тут нет. Я ведь тебя, милая, не ругаю, не обвиняю.
Нина Петровна тянется рукой, чтобы дотронуться, но Яна вскакивает с кровати, как ошпаренная. На свою бабку она глядит круглыми огромными глазами, словно та совершила только что худшее предательство.
– Да что ты несёшь? – кричит Яна.
Она отпихивает Нину Петровну, когда та встаёт и пытается взять её за плечи. Яна хватает свой ранец и начинает запихивать в него всё, что под руку попадается: футболки, штаны, нижнее бельё. Много
– Ты что это делаешь? – со страхом спрашивает она.
– Пусти, – Яна снова вырывается, – ухожу.
Яна в два шага достигает двери и с размахом её открывает – на пороге стоит Марина. Испуганным взглядом она смотрит на дочь.
– О как! – Яна расхохоталась, – прекрасно!
Она толкает в сторону и Марину, так что та шатается, как тонкое деревце на ветру. Яна скрывается из поля моего зрения. Я смотрю на Нину Петровну. Почему она не следует за Яной? Ответ не сразу доходит до меня, но затем я замечаю, какой потерянной она выглядит, как растерянный её взгляд бегает по сторонам, не находя ориентира, как руки шарят в воздухе в поисках опоры. Её лицо искажает гримаса боли… Она падает на пол.
Глава десятая
Дальше в тот день всё происходило быстро. Я не ожидал, что Марина будет действовать, но она тут же бросилась к упавшей Нине Петровне и пару мгновений, растерявшись, не зная, как помочь своей матери, держала её лицо руками. «Где телефон?» – кричала она и носилась по квартире. Потом, кажется, выбежала в подъезд, откуда до меня доносились сначала удары её ног и кулаков в дверь напротив, потом возмущённые крики и маты соседей, потом просьбы Марины вызвать скорую помощь и её судорожные объяснения случившегося. Скорая приехала минут через пятнадцать, Нину Петровну, которая так и не пришла в сознание, вынесли на носилках.
Только когда в квартире не осталось никого, кроме нас с Мариной, я понял, что плачу. Разинув рот, заливаясь соплями и слюнями, реву. Я испугался, я волновался за Нину Петровну (как глупо отрицать свою симпатию к этой женщине), но такой реакции просто не мог ожидать. Что же это? Реву как безмозглый человеческий детёныш! Я испугался и этого, испугался неизбежности потери рассудка и, вот кретин, разревелся ещё громче.
Я видел, как Марина стояла и сомневалась, как она сделала один робкий шаг в мою сторону, а потом уверенно подошла к кроватке и взяла меня на руки. Она прижала меня к себе, так что я почувствовал всё сразу: прикосновение её сальных волос, запах старого пота и неделями не чищеных зубов, остроту её ключиц и слабость тонких рук. Её домашнее платье, рваное, пахло рвотой, и рвотные пятна были на нём. Я ощутил боль. И потому я позволил ей чувствовать этот момент – потому что ей это было нужно, чтобы пробудиться ото сна. Моё сердчишко билось совсем рядом с её и может быть, подумал я, моя свежая плоть скроет гниющую душу и послужит искрой. Я перестал плакать. Постепенно перестал, чтобы она могла прожить этот момент, покачивая меня на руках.
Чуда не случилось, если Тебе интересно. Да и кто я такой, чтобы творить чудеса – не Бог и не фокусник. Когда Кирилл и Матвей вернулись домой, Марина им ничего не рассказала. Она ушла в ванную комнату, заперлась там на несколько часов: я слышал шум наполняющей старую жёлтую ванну воды, а затем тишину. Может быть, это её финиш, подумал я: депрессия властная и непредсказуемая, жадная – своего человека она не захочет разделить ни с кем. В тот день она разделила Марину со мной и Ниной Петровной, и цена могла оказаться велика. Признаюсь, я ждал. Марина вышла из ванной (я слышал её мокрые шаги).