В конце сезона туманов
Шрифт:
В начале главной улицы движение выплескивалось из прибрежных кварталов и, журча среди викторианских особняков и современных коттеджей центра, растекалось во все стороны — назад к Си Пойнту, к Кемпс Бею или на материк.
Бейкс затерялся среди пешеходов. В толпе — не то, что на пустынной улице или в безлюдном переулке, где ты на виду. И все же сердце его тревожно билось, глаза пристально вглядывались в лица встречных. Темнокожий привратник в белых перчатках, в шапочке, похожей на коробку с пилюлями, распахнул перед кем-то стеклянные двери огромного отеля; наружу вытек ручеек праздных звуков: перезвон бокалов; гортанный женский голос: «…обязательно побывайте
Рядом с гостиницей только что отстроили большущий вокзал (отделение для черных находилось за милю отсюда). В витринах туристского бюро были вывешены веселые плакаты со львами, площадками для гольфа, солнечными пляжами. Группа белых пассажиров садилась в элегантный, сверкающий хромом автобус. На Бульваре стеклянные и мраморные квадраты и прямоугольники, по замыслу художника-кубиста, изображали объятия, раскрытые для заморских гостей. Сквозь заросли портовых кранов на рейде виднелись пассажирские лайнеры и торговые суда. Но некоторое время назад, на глухой стене, обращенной к гавани, кто-то вывел кровоточащие слова, и даже пескоструйкой не удалось стереть размашистых букв: «Вы прибываете в полицейское государство».
На таксисте была коричневая кожаная кепка. Он сидел, сутулясь, за рулем и читал книгу в дешевом переплете, переворачивая страницы короткими толстыми пальцами с неровными грязными ногтями и черными волосками на костяшках. Заглянув в машину, Бейкс некоторое время разглядывал эти руки и картинку на обложке: голая женщина, а напротив мужчина с пистолетом. «Мало ему в жизни всякой дряни», — подумал он и негромко сказал:
— Привет, умник.
Водитель поднял голову. Он был в очках с зелеными стеклами, будто два отверстия вырезаны в лице. Рот расползся в улыбке, обнажив золотые зубы.
— Бьюк, старина! Как дела, дружище?
— Порядок. А ты?
— В норме.
Водитель потянулся к ручке, отпер дверцу, и Бейкс забрался на заднее сиденье. Гангстерский роман полетел в ящичек на приборной доске. Заурчал мотор, и Бейкс, подавшись вперед, сказал:
— К Томми махнем, что ли?
«И впрямь жизнь как в комиксе, — думал он, борясь со сном, — разъезды украдкой, записки в тайниках, кодированные телефонные звонки». Допросы и камеры пыток шагнули с экранов сегрегированных кинотеатров в реальный мир. Обыватели, как за соломинку, хватаются за видимые признаки покоя: субботние вечеринки, любовные интрижки… Бейкс вспомнил ожоги от электродов на руках заключенных. За внешней обыденностью пряталась паутина, проглядывала зловещая тень паука. Исчезали мужчины и женщины. Секретная полиция бросала их в зарешеченные камеры, в квадратные комнатенки, где даже на чашках казенная печать «Департамент общественных работ». Это мир тонкогубых, розовощеких мужчин с извращенным умом, насмешливыми глазами, дубовыми кулаками; мир электрических орудий пыток; мир, где дни и ночи без сна; мир воплей и стонов…
— Ну как живешь, Бьюк? — спросил водитель.
— Так себе.
— Не знаю, что будет с этой проклятой страной, — водитель опустил козырек на ветровом стекле. — Моя старуха отбарабанила на фабрике двенадцать лет, а теперь ей говорят, что придется уступить должность контролера сборочного цеха какой-то белой сучке. Всюду белые командуют — не продохнуть!
— Ты только теперь это заметил?
— Да нет, но когда это задевает тебя лично или твоих близких, то на все смотришь по-иному.
Они проехали мимо порта и железнодорожного
Он почти не слушал трескотни водителя, слишком устал, чтобы думать и отвечать, только вставлял время от времени «да» и «нет».
Они свернули с набережной, взлетели на эстакаду и оказались в прокопченном районе, где тесно лепились друг к другу фабрики, склады, гаражи. Пересекли окружную дорогу и вскарабкались вверх, на зады трущоб. Казалось, будто здесь прошли бои. Исчезли целые кварталы, оставив после себя плоские пустыри.
— Сносят все к черту, — говорил водитель.
— Ага, — сонно отозвался Бейкс.
— Понастроят домов для белых, — сетовал водитель, — не клоповников, а многоквартирных небоскребов. Я в газете читал. Как же так, ведь мы здесь жили без малого сто лет.
У стены были свалены ящики из-под бананов с облезлой надписью: «Бомбейская фруктовая компания». Два маленьких оборвыша копались в придорожной канаве. Женщина с нечесаными волосами трясла одеяло из окна дома, будто подавала кому-то знак на пустыре. Тут и там со щербатых стен беззвучные голоса бросали дерзкий вызов: ДОЛОЙ РАСИСТСКУЮ ТИРАНИЮ! СВОБОДУ НАШИМ ВОЖДЯМ!
Они ехали по главной улице города призраков, вдоль тенистых тротуаров, под ветхими железными и деревянными балконами. Витрины лавчонок, покинутых хозяевами во время исхода, глядели пустыми глазницами на захламленную, залитую солнцем мостовую. От былых полчищ покупателей не осталось и следа; редкие прохожие будто уцелели после катастрофы. На провисших балконах были натянуты веревки для белья, крест-накрест, как оснастка призрачных кораблей; дырявые штаны болтались на солнце, подавая сигнал бедствия. У входа в кино какие-то люди слонялись под афишными досками, нелепо пестревшими на фоне грязно-серой обваливающейся штукатурки. Кое-где крошечные кафе еще цеплялись за жизнь, вопреки всем превратностям судьбы, как огневые точки на последней линии обороны, и пыль покрывала пожелтевшие карточки с меню. Но рыбные ряды были заколочены. Двое мужчин в майках курили на перевернутом ящике, подставляя спины желтому солнцу.
В машине было душно, и Бейкс ослабил галстук, расстегнул воротничок. Он чувствовал, как пот, будто кровь, струится по груди; слипались от усталости глаза.
— Думаешь, мы когда-нибудь победим, Бьюк? — спрашивал водитель.
— А? Что?..
— Думаешь, мы победим?
— Непременно, — ответил Бейкс, зевая. Все его мысли были о подушке. Хоть бы водитель помолчал; Бейксу в этот момент было не до политики, не до сопротивления, не до революции. Он мечтал об одном — немного поспать. Они свернули в узкую улочку с ветхими домами и мечетью, и машина стала у обочины.
— Приехали, — сказал водитель и добавил: — что-то там стряслось. — Голос его стал тихим, натянутым как струна.
Впереди несколько человек скучились у сваленной на тротуаре старой мебели. Двое мужчин грузили скарб на запряженную лошадью колымагу. Бейкс и водитель молча наблюдали за ними.
— Кого-то выселяют, — сказал Бейкс.
Водитель с облегчением перевел дыхание и открыл Бейксу дверцу.
— Ты знаешь дорогу?
— Да, я здесь бывал.
— Ну что же, Бьюк, желаю удачи.