В краю молчаливого эха
Шрифт:
— Спрошу. Обязательно.
Лучезар поморщил лоб. Он поглядывал на меня как-то странно, словно пытался прицениться.
— Так что скажете про этот рожок? — я кивнул на инструмент.
— Необычная вещица…
Теперь я смекнул, отчего Лучезара в слободке прозывали Мышью. После почти каждой фразы, особенно той, которую он, очевидно, считал «весьма умной», священник характерно поводил верхней губой. И выходило так, что усы, и без того топорщащиеся кверху, начинали дёргаться, точь-в-точь, как у хитроватой
Стало ясно, что Лучезар ничего толкового про рожок не расскажет. Даже если и знает.
В общем, нормальной беседы у нас не вышло. И друга я себе не нажил.
— Гм! — Лучезар вывел меня из раздумий. Он вернул инструмент и пристально уставился на меня.
— Видите ли… господин Бор… Гм! Религии Света много сотен лет… Спросите у себя, почему был так долог её путь, в особенности здесь, в Уделе Валиров?
— Честно скажу, что ответа не имею.
— Потому как с ней сюда хлынула не только вера… скажем, к примеру в грядущее возрождение и бессмертие… Сюда пришли «цепи». В борьбе со «скверной», церковь породила страх этого самого Света. Страх наказания…
— Ого! Да вы, господин священник, какой-то раскольник! — это я сказал с улыбкой.
Но Лучезар нахмурился.
— Коли у вас заноза в пальце, — суровым тоном отвечал он, — то вы, безусловно, отправитесь к лекарю. Что он станет делать?
— Лечить.
— Верно… именно лечить… А не отрывать в отместку второй.
— Что значит «в отместку»?
— А то и значит, что вас не станут карать за то, что вы загнали в палец занозу. Церковь же отчего-то стала забывать своё основное назначение. У неё появились свои «лекари».
— Паладины?
— Они самые. И как вы понимаете, их задачей стало «вырывание здорового пальца».
— Вас послушать, так вы против паладинов?
— Я за более «мягкий» способ влияния на умы людей. Не радикальный… Понимаете?
— Это я понимаю… Но не возьму в толк, к чему эти речи?
— «Жодинцы» в душе остались верны старым верованиям. И те как бы трансформировались… своего рода перетекли в религию Света. Вернее сказать, у них выросли собственные представления.
— Ересь? — попытался уточнить я.
Лучезар нахмурился. Сравнение ему не понравилось.
— Вся эта земля пропитана древними… мудрствованиями… Я приехал сюда врачевать и людей, и их души. Но чтобы это сделать, приходиться внимательным образом изучать…
— Как вы ловко обошлись с терминами. Теперь не удивительно, что мне сообщали, будто вы, священник, сдружились с Велеславом… с друидом… человеком почти что языческих взглядов…
— Не сдружился, — отмахнулся священник. — Мы с ним ведём беседы… иногда спорим…
— Кто побеждает?
— Я остаюсь верным Свету.
— А он? Велеслав?
—
Н-да, этот Лучезар очень острожная личность. Лисица…
— Вас смущает знак Сыскного приказа? — открыто спросил я. — Так признаюсь: я не карающий меч. Меня просто интересует истина.
— Зачем она вам?
— Это слишком широкий вопрос… И разве человек не может тянуться к ней, к истине, как скажем, цветок к солнцу? Во всех народах это изначально заложено.
— Гм!..
— Вы думаете, я не искренен?
— Тянутся к истине — это, конечно, хорошо. Но что это даёт? Например вам?
Я вздохнул. Не то направление беседы мы выбрали.
— Покой. Этого достаточно? — сердито спросил я, при этом демонстрируя своим видом, что собираюсь уходить.
— Вы хотите честного разговора? — наклонился вперёд Лучезар. — О чём именно?
— Например, о людях, населяющих сей край.
— Гм! Ну… извольте… Люди здесь такие же, как и везде. Всех терзают одни и те же проблемы. Возьмите Новоград, или Плагат, или забитую деревню на Фороксе… Ингосе…
— И? Продолжайте…
— Народ тяготеет к сильной руке… Сейчас это видно, как никогда. Люди вспоминают былое величие. Вспоминают старых императоров. Большинство полагает, что не случись Катаклизма, то Кания жила бы во стократ лучше, нежели сейчас. Моё мнение таково, что не пройдёт и полувека, как найдётся кто-то, провозглашающий себя новым правителем.
— Императором?
— Пожалуй, сразу нет… Позже, несколько позже — это вполне возможно.
— Вы говорите о Кании? Или всей Лиге?
— Обо всей Лиге, конечно.
— Но это ведь означает власть не только над людьми. Но и над эльфами, гибберлингами…
— Безусловно. Думаете, что это невозможно? — Лучезар скривился. — Гм! Понимаете ли, Бор… э-э-э… Гм! Сейчас идёт некий процесс насаждения в Лиге единообразия. То бишь нивелируется…
— Что?
— Э-э… стирается, так понятней? В общем, стирается разнообразие взглядов и верований… устоев… народов, населяющих аллоды Лиги. Всё пытаются привести к общей массе. Частенько как образчик используют Хадаган.
— Вы говорите какими-то сложными понятиями. Кто пытается? Эльфы? Канийцы? Или, быть может, гибберлинги?
— Зря иронизируете. Если вы хотите услышать конкретные имена, то я не смогу их назвать. Просто не знаю. Но это силы, которые в той или иной мере властвуют во всех народах Лиги. В самом воздухе витает некая идея так званой универсализации…
Я нахмурился. До чего же некоторые любят блистать своими умными словечками! Аж противно.
— Мятежи, вспыхивающие то там, то тут, лишнее тому подтверждение. Тем самым нас хотят всех привести к такой мысли, что виной всему — разногласия. Это они ослабляют Лигу. Хадаган силён, потому что един!