В краю молчаливого эха
Шрифт:
Глебова довольно улыбнулась.
— Ушлых? — переспросил Бор. — Это гибберлинги?
— Да. Вы с ними знакомы?
— Просто слышал… А они сейчас в Старой слободке?
— Вроде того.
Северянин потёр нос и кинул взгляд на карту Глебовой.
— Вот Битый тракт, — показала та пальцем на тонкую полоску дороги. — Вот здесь, у Вороньего камня, перекрестье с Кошкиной тропой. То дорога в Поморье к зуреньцам. А именно в местечко Натопа. Нам же надо ехать по тракту на восток до Бранного моста… Вот он!
— А другого пути через
— Можно спуститься вниз к переправе, — пояснил Гордей. — Но, во-первых, это далеко. Придётся делать большой крюк: сначала идти через Клыкастый лес по Кошкиной тропе. Потом сворачивать на развилке… Во-вторых, переправа тоже дело не быстрое. Да и дороговатое. В общем, и быстрее всего, и относительно безопасней — только Битым трактом до моста. За ним уже земли «жодинцев». Там легче…
— Ясно. Ну, так что: берёте ли вы нас?
Глебова вскинула брови и отчего-то вопросительно глянула на Гордея. Тот перехватил взгляд Ярославы и слегка утвердительно кивнул.
— Возьмём. Лишний меч в пути не помеха, — проговорила девушка.
— Тогда как нам узнать о времени отправления?
— Где вы остановились?
— В трактире у кузницы.
— Мы пришлём гонца.
— И всё же? Хотя бы дайте примерный ориентир?
— Через пять дней! — заявил Гордей. — Не раньше.
Бор поднялся, считая, что разговор окончен и пошёл к выходу. Следом двинулись и его товарищи.
Уже на улице гигант остановил северянина и спросил:
— А ты чего вдруг вспомнил про Белого Витязя?
— А что? Тебе что-то известно?
Первосвет подошёл ближе и не очень громко сказал:
— Белый Витязь — это никакой не миф, ни сказка. Он настоящий.
— Что? — не понял Бор.
Гигант нервно закусил верхнюю губу и огляделся. Дальше он уже говорил не так громко:
— Мне ещё дед рассказывал… Уже лет, эдак, двести… или триста, как у Малиновки иногда видят одинокого ратника, медленно едущего вдоль реки. Это бывает в те ночи, когда на небе полная луна.
— Звучит зловеще, — усмехнулся Бор.
— Обычно это бывает поздно вечером, — продолжил Первосвет. — Белый конь, на нём восседает громадный всадник… в белом же одеянии… доспехах…
— Ух! Прямо оторопь берёт! — сострил Бор. — И что этот… твой всадник?
— А что? Едет… судьбу свою ищет… зовёт…
— Откуда зовёт?
— Люди говорят, она в Малиновке спрятана.
— В реке?
— Малиновка — это душа Темноводья, — Первосвет сказал это с такой нежностью в голосе, что и Бор, и Семён, тоже слышавший рассказа своего товарища, одновременно испытали позабытое чувство странной неловкости, сравнимое с тем, как будто ты стал случайным свидетелем сцены, в которой объясняются в любви. — Красивее реки нет во всём Сарнауте. Эх, помню, бывало на ночной рыбалке…
— А зачем ищет? — осторожно спросил Прутик.
— Что? А-а… свободы хочет, — грустно пробормотал Первосвет. — А её нет… ибо судьба Витязя — судьба Темноводья. И он это понимает. Однако найти её никак не
— Почему?
— Она и сама несвободна… судьбинушка-то… доля… Ярмо носит.
— Какое-такое ярмо?
Первосвет сжал губы и не ответил. Кажется, он посчитал, что его всерьёз не восприняли, а раз так, то и говорить более не о чем.
Бор переглянулся с Семёном. Было видно, что северянин что-то задумал.
— Ладно… ладно… разберёмся, — пробормотал он, давая знак следовать в трактир…
12
…Ужинал я в полном одиночестве. В трактире было тихо, да так, что слышно было как потрескивают свечи. Хозяин сидел со скучающим видом, его жена суетливо прибиралась в дальней кладовке.
Я приговорил курочку, сыр оставил недоеденным (слишком острый, как на мой вкус) и сейчас неспешно попивал вино. По телу медленно разливалось тепло.
Честно говоря, не смотря на всю эту умиротворенность, я кипел, как вода в котле. Прошло ещё два дня, а мы всё ещё в Погостовой Яме. И мало того: ни конца, ни края этой тягомотине не видно!
Честно сказать, у меня уже зародилась мысль плюнуть на всё, и поехать в Старую слободку втроём. В конце концов, не думаю, что разбойники решат напасть на столь малое число путешественников. Во-первых, им нет от того никакого резона. Ведь что с нас взять? Разве коней… или что-то из амуниции…
Кстати, где мой огневолк задевался? Ему бы уже давно пора вернуться… А то придётся мне идти пешком в Старую слободку.
Так… на чём я, собственно, остановился? — задумался.
Голова в последнее время стала туговато соображать. Нужно какое-то дело.
Ага! Вспомнил! Значит, во-первых, уже было… а вот, во-вторых… во-вторых, не могли же бандиты постоянно дежурить на дороге. Ну, есть там пара лазутчиков. Сидят они в засаде, смотрят что да как… Думаю, я бы легко их обнаружил. Тем более пользуясь помощью Воронов.
Ладно, это всё, конечно, в некотором роде результат скуки. Ну, не та я натура, чтобы сидеть сиднем! А приходится… итить его мать!
На улице быстро смеркалось. Поднялся ветер. Я видел, как за окном его резкие порывы шатают одинокую грушу. Ветки жалобно постулировали по ставням, словно просились внутрь дома.
Глядя на это всё, мне ещё стало тоскливей…
Припомнилась очередная утренняя встреча с Ярославой, которая ещё больше меня обозлила. Глебова не могла сказать точно, когда планировалась отправка обоза. Судя по всему, она со своим компаньоном всё ещё вела переговоры с купцами, предлагая им войти в долю.
Я оглядел ратников, которых она наняла для сопровождения каравана, но, честно говоря, не особо остался доволен. Они, безусловно, были неплохими ребятами, но отпечаток предыдущего образа жизни уж слишком явно прослеживался во всех их действиях. Особенно — неспособность к принятию самостоятельных решений. Им нужны были приказы, а без них они мне напоминали стадо глупых баранов.