В краю молчаливого эха
Шрифт:
В Темноводье Веригины перебрались примерно в начале четвертого столетия. За отменную службу им были жалованы земли у Малиновки в старинном поселении Жодино. Кроме того, один из предков сего рода, женился на племяннице тогдашнего императора, таким образом даже в некотором смысле породнившись с Валирами.
Прошли годы, надел «таял» на глазах. На то были всякие причины: части его отдавались младшим сыновьям, или их детям. А иногда кто-то из них отсуживал друг у друга часть земли, или захватывал силой, передавал, продавал, перепродавал… Род же потихоньку беднел. Былые заслуги забывались.
Нынче же в Жодино почти каждый пятый носил фамилию Веригиных. А некогда дарованная Валирами земля теперь представляла множество мелких наделов, разделённых между ими всеми. Хотя, кое-что отошло и городку, вернее его общине. Кое-что перекочевало иным семействам. Что-то пришло в запустение…
Отец Первосвета — Окатий Симеонович, в силу своего нрава и прочих добродетелей, был своего рода неформальным главой всех местных Веригиных. Да ещё Зотовых, Яхонтовых, Чевкиных, Обухиных и иных мелких обедневших дворянских семейств, которые так или иначе состояли в близких родственных связях с Веригиными. Правильнее было бы сравнить его с эдаким «стержнем», за который держались, чтобы не быть сметённым напором жизненных перипетий.
Окатий, надо отдать ему должное, знал и понимал цену земли, в особенности вложенного в неё труда и выращенного на ней урожая. Благодаря своему неутомимому нраву, огромному трудолюбию и умению убеждать людей и словом, и собственным примером, он смог добиться немалого уважения и среди «жодинцев».
Свои молодые и более зрелые годы отцу Первосвета большей частью пришлось проводить в военных походах Лиги. За всё это время он всего лишь дослужился до звания подпоручика. При этом умудряясь оставаться своего рода вольнонаёмным ратником, чем избежал участи быть постоянно привязанным к казарме. Но вместе с этим теряя часть заработка. (Хотя Окатий сражался больше по велению сердца, чем за деньги.)
Последней компанией, которой отец Первосвета поставил окончательную точку в своей военной карьере, была высадка на Святую Землю в 1008 году. Несколько месяцев тяжёлых кровопролитных сражений среди непроходимых джунглей и болот лишний раз показали, что его срок, как воина, подошёл к концу. Сказался возраст.
Вернувшись домой, Окатий полностью отдался мирному делу. Трудился он на собственной земле много и неустанно, чего требовал и от наёмных батраков. Строгая дисциплина, как к себе, так и к остальным, а также ответственность, бережливость — это те качества, которые ценились Окатием выше всего. Но коньком, конечно же, была справедливая награда за выполненную работу.
— За достойный труд — достойная оплата! — эта не раз повторяемая им поговорка, теперь прочно вошла в обиход самих «жодинцев».
Батраки из тех, кто не пас задних, вполне охотно шли именно к Окатию Симеоновичу, получившему прозвище Кремень. И за свои хоть и нелёгкие труды, они получали хорошую для сего края оплату.
Местная же аристократия, из числа более богатых, честолюбивая и порою грубая, относилась к Веригину с явным недовольством. На своих землях они использовали иные методы оплаты и найма батраков, носивших в народе название «гоблинских».
Подобное название перекочевало из Хадагана. Дело в том, что там гоблинов не считали
Богатые землевладельцы Удела Валиров не гнушались никакими способами обогащения. И «гоблинский найм» — был одним из самых распространенных методов. Люди порой работали даже за еду…
Не наниматься же совсем значило обречь собственную семью на голод и прозябание. Кое-кто из батраков, конечно, пытался уехать в иные края, как, скажем в Погостовую Яму, или вообще в Светолесье (там и платили больше, и условия жизни были получше). Иные уходили по Железному тракту в Верещагино, чтобы работать в шахтах. Третьи отправлялись в Поморье добывать янтарь, или рыбачить. Те, кто оставался, были вынуждены идти на условия работодателей, превращаться в «гоблинов».
Независимых мелких землевладельцев в Темноводье было не так уж и много. Вернее — осталось не так уж и много. В своё время они безусловно были значимой силой, чем приуменьшали влияние аристократии. Однако всё стремительно менялось. Особенно после того, как замок Валиров пришёл в запустение. С каждым годом бороться становилось труднее, иногда и невозможно… И теперь таким как Веригин волей-неволей приходилось подумывать о «присоединении» к тому покорному большинству, что с такой надеждой ожидало появление легендарного Белого Всадника…
Пригретый закатным солнцем, разомлевший Первосвет лениво поглядывал полуприкрытыми глазами на Малиновку. Её могучие воды величаво бежали вдоль разложистых берегов. Молодой зелёный камыш тихо шуршал острыми листьями, негромко перешёптываясь, чтобы невзначай не потревожить отдыхавшего молодца. Рядом потрескивал костёр, на толстой перекладине висел прокопченный котёл, в котором закипала уха.
Благодать… истинная, неповторимая благодать, ощущаемая только, когда человек возвращается домой…
В захмелевшем разуме Первосвета не было ни одной мысли. Эдакая «пустота»… и блаженство… не хотелось ни вставать, ни куда-то идти… и даже уже не было желания рыбачить…
Уже почитай третий день катился к своему концу. Завтра бы пора собираться назад в Старую слободку, и от этой мысли Первосвет недовольно скривился.
Он вспомнил, как приехал к родителям. Мать, вышедшая на крыльцо дома, поначалу даже не признала сына. Потом кинулась на шею, жарко целовала, что-то причитала… обнимала… Первосвета тут же кинуло в жар, а глаза больно запекли.
Мать сильно постарела. Её волосы, выползшие из-под старенького чепца, были с седыми кончиками. Лицо испещрили новые морщинки… Однако руки по-прежнему были крепки.
Прискакал отец. Видно кто-то уже успел предупредить. Он лихо соскочил с коня и, широко улыбаясь, подошёл к сыну.
Молча обнял. Потом оттолкнул от себя, оглядел с ног до головы и снова обнял.
— Чаво стоим ить столбом на улице? — прокричал он. — А-ну в дом!
Отец тоже сильно изменился. Стал более суховатым и оттого казался даже сгорбленным. Жилистые потемневшие руки, типично старческие пальцы, топорщившаяся во все стороны полуседая бородка (а когда-то черная, словно воронье крыло), водянистые глаза… Первосвет почувствовал как его сердце сжалось в тугой комок.