…В аллее городского садасказала, бантик теребя:«Я не люблю тебя, когда тытакой, Борис». А я тебя —увы, увы — люблю, любую.Целую ручку на ветру.Сорвал фиалку голубую,поскольку завтра я умру.1997
«В белом поле был пепельный бал…»
«В белом поле был пепельный бал…» [33] —вслух читал, у гостей напиваясь,перед сном как молитву шептал,а теперь и не вспомнить, признаюсь.Над великой рекой постою,где алеет закат, догорая.Вы вошли слишком просто в моюжизнь — играючи и умирая.Навязали свои дневники,письма, комплексы, ветви сирени.За моею спиной у рекивы толпитесь, печальные тени.Уходите, вы слышите гул —вроде грохота, грома, раската.Может быть, и меня полоснултонким
лезвием лучик заката.Не один ещё юный кретинвам доверит грошовое горе.Вот и всё, я побуду один,Александр, Иннокентий, Георгий [34] .1997
33
Начало стиха — строка из стихотворения И. Анненского «Дымы».
34
Имена любимых поэтов Б. Рыжего — Александра Блока, Иннокентия Анненского, Георгия Ив анова.
…Кто тебе приснился? Ежик?!Ну-ка, ну-ка, расскажи.Редко в сны заходят все же кнам приятели ежи.Чаще нас с тобою снятсядорогие мертвецы,безнадежные страдальцы,палачи и подлецы.Но скажи, на что нам это,кроме страха и седин:просыпаемся от бреда,в кухне пьем валокордин.Ежик — это милость рая,говорю тебе всерьез,к жаркой ручке припадаяи растроганный до слез.1997
35
И.К. — Ирина Князева, жена поэта.
Элегия («…Нам взяли ноль восьмую алкаши…»)
…Нам взяли ноль восьмую [36] алкаши —И мы, я и приятель мой Серега,Отведали безумия в глушиСтроительной, сбежав с урока.Вся Родина на пачке папирос.В наличии отсутствие стакана.Физрук, математичка и завхозУшли в туман. И вышел из туманаОгромный ангел, крылья волочаПо щебню, в старуш ачьих ботах.В одной его руке была праща,В другой кастет блатной работы.Он, прикурив, пустил кольцоИз твердых губ и сматерился вяло.Его асимметричное лицоНи гнева, ни любви не выражало.Гудрон и мел, цемент и провода.Трава и жесть, окурки и опилки.Вдали зажглась зеленая звездаИ осветила детские затылки.…Таков рассказ. Чего добавить тут?Вот я пришел домой перед рассветом.Вот я закончил Горный институт.Ты пил со мной, но ты не стал поэтом.1997
36
Бутылка вина 0,8 л., в торговле использовалась обычно для розлива дешевых сортов крепленого вина.
«Давай по городу пройдем…»
Давай по городу пройдемночному, пьяные немножко.Как хорошо гулять вдвоем.Проспект засыпан белой крошкой.…Чтоб не замерзнуть до зари,ты ручкой носик разотри.Стой, ничего не говори.Я пессимист в седьмом колене:сейчас погасят фонари —и врассыпную наши тени,как чертенята, стук-постукнет-нет, как маленькие дети.Смотри, как много их вокруг,да мы с тобой одни на свете.1997
«…Дым из красных труб…»
…Дым из красных труб —как нарисовали.Лошадиный трупв голубом канале.Грустно без Л.Д. [37] ,что теперь на море.Лодка на воде,и звезда — во взоре.Но зато Л.А. [38] —роковая дама,и вполне мила,как сказала мама.Словно сочинилэто Достоевский.До утра кадилфонарями Невский.И красив как богна краю могилыАлександр Блок —умный, честный, милый.1997
37
Л.Д. — Менделеева Любовь Дмитриевна (1881–1939) — жена А.А. Блока.
Поехать в августе на югна десять дней, трястись в плацкарте,играя всю дорогу в картыс прелестной парочкой подруг.Проститься, выйти на перронкачаясь, сговориться с первымо тихом домике фанерномпод тенью шелестящих крон.Но позабыть вагонный мат,тоску и чай за тыщу двести,вдруг повстречавшись в том же месте,где расставались жизнь назад.А вечером в полупустойшашлычной с пустотой во взореглядеть в окно и видеть море,что бушевало в жизни той.1997
Владелец лучшего из баров [40] ,боксер [41] , филолог и поэт,здоровый, как рязанский боров,но утонченный на
предметстиха, прими сей панегирик —элегик, батенька, идиллик.Когда ты бил официантов [42] ,я мыслил: разве можно так,имея дюжину талантов [43] ,иметь недюжинный кулак.Из темперамента иль сдурухвататься вдруг за арматуру.Они кричали, что — не надоТы говорил, что — не воруй.Как огнь, взметнувшийся из ада,как вихрь, как ливень жесткоструй —ный, бушевал ты, друг мой милый.Как Л. Толстой перед могилой.Потом ты сам налил мне пива,орешков дал соленых мне.Две-три строфы [44] неторопливоозвучил в грозной тишине.И я сказал тебе на это:«Вновь вижу бога и поэта» [45] .…Как наше слово отзовется,дано ли нам предугадать [46] ?Но, право, весело живется.И вот уж я иду опятьв сей бар, единственный на свете,предаться дружеской беседе [47] .1997
39
Все примечания к этому стихотворению сделаны Б.Рыжим.
40
Дозморов действительно владел пивным баром, название которого точно установить не удалось. Впрочем, правнук поэта в своем последнем интервью, данном журналу «Poems and Poets», сказал, что бар никак не назывался вообще или назывался «У Федора».
41
О.Дозморов боксом не занимался, что можно увидеть, заглянув в «Воспоминания» поэта. «…Двадцать семь лет, треть моей жизни, прошли в борцовском зале. О, эти продолговатые штанги, круглые гантели и перекладина…» Боксом же занимался Б.Рыжий, который, по меткому замечанию современника, «так любил сей вид спорта, что любого понравившегося ему вмиг окрестит боксером, а после и сам верит в это».
42
Факт избиения официантов официально не подтверждается.
43
О.Дозморов был замечательным музыкантом и рисовал темперой.
44
Какие именно строфы имеются в виду — неизвестно.
45
Над этим двустишием Б.Рыжий особенно тяжело и мучительно работал, имеется около двухсот вариантов. «…Боря целый месяц сочинял две особенно важные строчки, а меня с детьми на это время выгнал из дому…» — вспоминает жена Б.Рыжего.
46
«Как отзовется слово наше, предугадать нам не дано… А нам, друзья, не все ль равно…» Ф.И. Тютчев.
47
Явная поэтизация. «…В баре этого Дозморова всегда шум, гам. Девки орут, а мужики гогочут. Мат-перемат. Работают сразу два мощных магнитофона и все танцуют. Боже, как злачное место, где всегда ждет меня моя…» (из дневника Б.Рыжего).
«В те баснословнее года…»
В те баснословнее годанам пиво воздух заменяло,оно, как воздух, исчезало,но появлялось иногда.За магазином ввечерустояли, тихо говорили.Как хорошо мы плохо жили,прикуривали на ветру.И, не лишенная прикрас,хотя и сотканная грубо,жизнь отгораживалась тупорядами ящиков от нас.И только небо, может быть,глядело пристально и нежнона относившихся небрежнок прекрасному глаголу жить.1997
Офицеру лейб-гвардии Преображенского полка г-ну Дозморову, который вот уже десять лет скептически относится к слабостям, свойственным русскому человеку вообще
Ни в пьянстве, ни в любви гусар не знает меру,а ты совсем не пьешь, что свыше всяких мер.…Уже с утра явлюсь к Петрову на квартеру —он тоже, как и ты, гвардейский офицер.Зачем же не кутить, когда на то есть средства?Ведь русская гульба — к поэзьи верный путь.Таков уж возраст наш — ни старость и ни детство —чтоб гаркнуть ямщику: пошел куда-нибудь!А этот и горазд: «По-о-оберегись, зараза!» —прохожему орет, и горе не беда.Эх, в рыло б получил, да не бывать, когда заевонною спиной такие господа.Я ж ямщика тогда подначивать любитель:зарежешь ли кого за тыщу, сукин сын?Залыбится, свинья: «Эх, барин-искуситель…»Да видно по глазам, загубит за алтын.Зачем же не кутить, и ты кути со мною,единственная се на свете благодать:на стол облокотясь, упав в ладонь щекою,в трактире, в кабаке лениво созерцать,как подавальщик наш выслушивает кротковсе то, что говорит ему мой vis-а-vis:«Да семги… Да икры… Да это ж разве водка,любезный… Да блядей, пожалуй, позови…»Петрову б все блядей, а мне, когда напьюся,подай-ка пистолет, да чтоб побольше крысшурашилось в углах. Да весь переблююся.Скабрезности прости. С почтеньем. Твой Борис.1997
«До утра читали Блока…»
До утра читали Блока,Говорили зло, жестоко.Залетал в окошко снегс неба синего как море.Тот, со шрамом, Рыжий Боря.Этот — Дозморов Олег —филол ог, развратник, Дельвиг,с виду умница, бездельник.Первый — жлоб и скандалист,бабник, пьяница, зануда.Боже мой, какое чудоБлок, как мил, мой друг, как чист.Говорили, пили, ели.стоп, да кто мы в самом деле?Может, девочек позвать?Двух прелестниц ненаглядныхв чистых платьицах нарядных,двух москвичек, твою мать.Перед смертью вспомню это,как стояли два поэтау открытого окна:утро, молодость, усталость.И с рассветом просыпаласьвся огромная страна.1997